Любовь творит чудеса - Кэйтлин Битнер Рот Страница 3

Новый Орлеан

Кэмерон шагал за Алексией мимо аккуратно подстриженных лужаек нового, нарочито богатого района Нового Орлеана, раздумывая над тем, не водит ли она его за нос. Он бросил непослушному ребенку вызов. Пропустил Алексию вперед и велел ей бежать домой к своим родным. Однако если она всерьез вознамерилась доказать его отцовство, то никаких игр не будет. В противном случае Кэмерон отправится в море на первом же корабле компании и больше ни разу не вспомнит о существовании Алексии.

Господи, на корабле она вела себя несносно. Хэллоуэл оказался прав. И как ей удавалось исчезнуть на несколько дней лишь для того, чтобы потом возникнуть в его каюте с озорной улыбкой? Которая, кстати сказать, напоминала улыбку дьявола, а не его собственную.

Маленькая негодяйка умудрялась причинить больше вреда, чем стая диких обезьян, а потом смеялась так, словно и остальным должно быть так же весело, как и ей. Она повсюду таскала с собой корабельного кота и даже укладывала его с собой в постель. По примеру капитана, Кэмерон в конце концов сдался и предоставил Алексию самой себе.

Словно прочитав его мысли, девочка спрыгнула с широкого тротуара, помогавшего сохранить в чистоте туфли и подолы платьев, и поскакала по лужайке. Кэмерон сердито сдвинул брови.

– Возвращайся назад, пока не испортила свое новое платье.

– Оно цвета травы, так что грязь будет незаметна.

– Возвращайся сейчас же. Иначе я вставлю тебе в рот удила и поведу на уздечке. Никогда еще не видел столь дикой и непослушной девчонки.

Воздух наполнился заливистым смехом. Запрыгав на одной ноге, она сняла туфельку, а потом проделала то же самое с другой.

– Держу пари, тебе очень хочется, чтобы я слушалась, едва ты щелкнешь пальцами.

– Выйди из травы и надень туфли.

– Они натирают ноги.

– Почему ты не сказала?

– А ты не спрашивал.

Кэмерон выхватил одну туфельку из руки девочки. Однако, прежде чем он успел проверить качество кожи, Алексия уже сняла чулки и вновь принялась бегать по высокой траве. Только на этот раз босиком.

– Вы, Алексия Тибодо, настоящая лгунья. Это лучшие туфли, какие только можно купить. Немедленно надень их.

Алексия захихикала и бросила Кэмерону чулок.

– Что такое, папа? Ты никогда не бегал босиком по траве? Погрузив пальцы в ее прохладу, уже не захочется обуваться. – Алексия указала куда-то пальцем. – Это дом моей тети.

Едва не споткнувшись, Кэмерон остановился перед украшенным белыми колоннами особняком. Словно знатная леди, этот особняк блистал своим великолепием, занимая почти половину квартала. Его окружала витиеватая кованая ограда, за которой виднелись многочисленные клумбы, украшавшие дом, точно бриллианты шею леди.

– Лгунья. Это резиденция Луи Леблана.

– Oui. Она его вдова. Разве ты не знал?

– Нет, не знал. А теперь надень туфли и чулки.

Алексия захихикала.

– Именно в таком порядке?

– Делай, как я сказал. И попытайся хоть раз вести себя как девочка.

– Что бы это ни значило.

– Ты всегда стремишься к тому, чтобы последнее слово оставалось за тобой?

– А ты?

Жозетта Тибодо Леблан, вдова одного из богатейших торговцев, когда-либо проживавших в Новом Орлеане, стояла в тени распахнутых дверей балкона второго этажа и пыталась унять бешено колотящееся сердце. Она наблюдала за тем, как ее племянница натянула чулки и посмотрела на отца. Теперь они стояли друг напротив друга со скрещенными на груди руками и вели оживленную беседу.

Итак, он здесь. Спустя столько лет. Еще более красивый, чем она помнила. Он стал выше и шире в плечах. Его некогда короткие черные волосы теперь закрывали шею. Какими же мягкими и шелковистыми казались эти кудри.

За то время, что Кэмерон провел в море, его головы не касалась рука цирюльника, и теперь Жозетта раздумывала о том, каково это – провести ладонью по его изрядно отросшим волосам. Сама мысль об этом казалась невероятно чувственной. Не стоит предаваться столь глупым мечтаниям, но, святые небеса, как же он хорош. Даже лучше, чем в дни ее юности, когда она неотступно следовала за ним повсюду. Кэмерон унаследовал рост и широкие плечи от отца англичанина, а вот внешность явно досталась ему от покойной матери – красавицы-француженки, ловящей на себе восхищенные взгляды всякий раз, когда она проходила по улицам Французского квартала.