Возлюбленная из Ричмонд-Хилл - Виктория Холт Страница 3

– Да-да, Мария! И вот, когда ты вошла в комнату, где обедал король…

– О, Франсис! Нам так не повезло! Мы оказались возле самой веревки, которая отделяла нас от короля. Папа поставил меня перед собой, чтобы я все видела.

– И король Франции…

– Он очень старый человек, Франсис. Дофин [1]– его внук. И он совсем не такой красивый, как дедушка, хотя король уже очень стар. Но все равно стоит на него взглянуть, и сразу понятно, что перед тобой король. Вот жена дофина – другое дело, она очаровательна! Прямо как фея! Я их видела обоих. Она австриячка.

– Интересно, – спросила Франсис, – когда папа служил в армии, он ее видел?

– Сомневаюсь. Но я рассказывала тебе об обеде короля… И вот, Франсис, слуги принесли королю курицу. Когда они подают ему еду, то становятся на колени… а он такой привереда! И руки у него белые-белые, такие красивые, все сверкают – столько на них бриллиантов! А потом вдруг он взял курицу и разорвал ее на куски! Представляешь? Своими руками! Меня это так рассмешило!

– Продолжай, Мария! Продолжай!

– Наступила тишина. Все смотрели на короля, и вдруг… я рассмеялась! Да так громко… и никак не могла остановиться. Почему-то – глупо, конечно – мне все это показалось ужасно забавным.

– Ну, давай! Давай дальше!

– А король сказал человеку, который ему прислуживал: «Кто это там смеется?» Тут папа крепко-крепко стиснул мою руку, и я умолкла, потому что этот человек подошел прямо ко мне. Он сказал: «Кто вы и откуда?» Папа открыл было рот, чтобы ответить, но я подумала: «Нет. Я не хочу, чтобы папе из-за меня попало». Поэтому я сама поспешила ответить и громко сказала: «Я Мария Смит, из Англии. Я живу в монастыре Непорочного зачатия в Фобур-Сент-Антуан. Это я смеялась над королем».

Мария затряслась от хохота, и Франсис, присоединившись к ней, на время забыла о неминуемом расставании.

– О, Франсис! Если бы ты видела трапезу короля! Он продолжал обедать как ни в чем не бывало, а я дрожала от страха и думала, что меня сейчас бросят в тюрьму. Я не могла себе представить, на что похожа жизнь в Бастилии или в Консьержери… Мужчина, прислуживавший королю, вернулся к нему, и поговорил с ним… потом взял что-то со стола и подошел к тому месту, где стояла я… Когда он заговорил, я вдруг поняла, что он сам тоже очень знатный господин. Он сказал: «Мадемуазель, я, герцог де Субиз, имею честь передать вам комплименты Его Величества. Он надеется, что вы соизволите принять подарок, который вас, наверное, позабавит». И вручил мне серебряное блюдо.

– Которое хранится у тебя до сих пор, – вставила Франсис.

Мария кивнула и продолжила:

– И на котором лежала целая гора засахаренных слив!

– Покажи мне его, Мария!

Сестра подошла к уже уложенному саквояжу и достала красивое серебряное блюдо с изящным рисунком.

– Какая прелесть! – вскричала Франсис. – Надо же, ты получила его просто за то, что рассмеялась! Это королевский подарок, Мария. Первый королевский подарок в твоей жизни…

– И, смею надеяться, последний, – беспечно заявила Мария. – Но блюдо действительно прелестно, и я всякий раз смеюсь, когда гляжу на него. Ах, я так завидую тебе, Франсис! Ведь ты остаешься в Париже, а я обожаю Париж! Особенно он мне нравится по утрам, когда все еще только просыпаются, везде царит оживление, на улице витают запахи готовящейся еды, магазины открываются, а люди спешат кто куда, и у всех такой возбужденный вид! И тебе невольно передается это волнение… По сравнению с Парижем Брэмбридж кажется очень скучным.

– А он и вправду скучный, – признала Франсис. – В Брэмбридже единственное развлечение – месса.

– Значит, там все по-прежнему. А когда служат мессу, дверь в церковь запирают, да?

– Да. Но в остальном там ужасная скучища. Каждый день уроки, потом небольшая прогулка верхом по парку… Мы почти ни с кем не знакомы, потому что большинство наших соседей – протестанты и родители не разрешают с ними знаться.

Теперь настал черед Марии горевать.

– А, какая же ты счастливица, Франсис! – вздохнула она. Счастливая пора ее жизни миновала, начинался следующий этап. Что ж, придется привыкнуть к отчему дому… привыкла же она к Парижу! Ладно, хотя бы ей удалось утешить Франсис – и то слава богу!

* * *

Дом в Брэмбридже оказался меньше, чем его себе представляла Мария.

«Должно быть, – с невеселой усмешкой подумала она, – это по сравнению с Версалем».

По пути домой они проезжали через Лондон, и там Марию вновь охватило радостное волнение, поскольку столица Англии напомнила ей Париж. Наверное, дело было в том, что в Париже в то время вошло в моду все английское, и парижане переняли английский стиль одежды… разумеется, только мужской! Мужчины носили сюртуки строгого покроя, белые шарфы и сапоги для верховой езды, а в магазинах рекламировали «le the» – чай, объявив его типично английским напитком… Большой город привел Марию в восторг, но, конечно же, они не могли там задерживаться. А когда, наконец, добрались до славящегося своей красотой графства Гемпшир, миновали Винчестер, лежавший на пути к Брэмбриджу, и въехали на липовую аллею, Мария немного расчувствовалась – все-таки это был ее родной дом! Однако она не забывала о том, с какой нежностью обняла ее на прощание мать-настоятельница, прошептав, что, если Марии вдруг захочется вернуться в монастырь, ей там всегда будут рады. При этом настоятельница монастыря явно подразумевала, что Мария Смит всегда останется одной из ее самых любимых воспитанниц.

И вот показался дом – по его виду сразу было понятно, что здесь живет сквайр со своим семейством. Мама ждала Марию на пороге. Она обняла дочь, потом слегка отстранилась.

– Дай-ка мне посмотреть на тебя, Мария! Боже, как ты выросла! Кто бы мог подумать, что это моя малютка?

– Ах, мама! Как я рада тебя видеть!

– Ну, тебе было хорошо у монахинь?

– Они были ко мне очень добры.

Мария Смит улыбнулась. Как можно относиться иначе к столь очаровательному юному созданию? Да, они, конечно, поступили мудро, послав дочь учиться во Францию. Она научилась красиво держаться, приобрела шарм и, вне всякого сомнения, говорила по-французски, словно на родном языке. Так что теперь ее можно спокойно выводить в свет: она красива, умна и образована.

– Заходи в дом, доченька. Ты так долго здесь не была, что наверняка забыла, как он выглядит.

Взявшись за руки, мать и дочь вошли в дом, где их ждали мальчики, которые шумно приветствовали сестру.

– Осторожней, ребята! – воскликнул отец. – Вы испортите Марии прическу!

Джон потянулся к сестре, пытаясь распустить ее золотистые волосы, собранные высоко на затылке. Она увернулась, смеясь.