Парижский поцелуй - Барбара Картленд Страница 3

— Но почему мы должны ехать в Англию? — спросила она тогда. — Ты всегда ее ненавидел.

— Конечно, я не выношу англичан, — ответил Патрик О’Донован. — Но мы должны перебраться на этот проклятый остров, Меворнин. Чему быть, того не миновать. — Это был его вечный ответ.

Чему быть, того не миновать… И вот сейчас она должна ехать в Париж гувернанткой детей какого-то неизвестного посла. Возможно, ей следует воспротивиться этому. Что это за Марипоза? Шина сходила в библиотеку, чтобы почитать о ней.

Оказалось, что это маленькая страна между Уругваем и Бразилией. Ее населяли испанцы, индейцы и сами марипозане — народ, исполненный чрезвычайной гордости за свою многовековую историю, полную междоусобиц и войн с соседями…

— Это — площадь Оперы. — Спокойный низкий голос рядом с Шиной вернул ее к реальности. — А сейчас мы въезжаем на Вандомскую площадь.

— Как красиво! — воскликнула Шина.

Она повторила то же самое несколько минут спустя, когда они проехали Тюильри и повернули на площадь Согласия. Затем машина покатилась вниз по тихой улице с садами за высокими оградами, пока не остановилась перед шикарным особняком с широкими ступенями, ведущими к парадному входу. Слуги в ливреях выбежали из дома. Они помогли Шине выйти из машины и достали ее багаж. Она вошла в мраморный холл. Ее поразили картины, выполненные масляными красками, на обитых тканью стенах. С широко открытыми глазами, потрясенная, она поднялась за лакеем на второй этаж.

— Ее превосходительство в гостиной? — спросил по-французски Мансфильд.

— Да, месье.

Створки двойных дверей распахнулись. Шина вошла, она была просто ошеломлена обстановкой этой гостиной — необыкновенные позолоченные люстры, обитая парчой мебель, огромные вазы с экзотическими растениями… С дивана поднялась одна из самых очаровательных женщин, которых она когда-либо видела. Мадам Пелейо была очень хрупкой, но в то же время довольно высокой, с тонкими, правильными чертами лица. Алебастровая кожа резко выделялась на фоне черных как вороново крыло волос. В ее крошечных ушках сверкали бриллианты, и жемчужное колье обвивало шею. Она протянула руку Шине, и воздух наполнился тонким ароматом духов, пленяющим и соблазнительным.

— Здравствуйте, миссис Лоусон… Как вижу, вы доехали благополучно. Полковник нашел вас на станции. Впрочем, я и не боялась, что вы потеряетесь. На него действительно можно положиться. Правда, полковник?

— Ваше превосходительство льстит мне.

— Как можно?

Мадам Пелейо встретилась глазами с Мансфильдом. И на минуту в воздухе возникло что-то магнетическое. Почти одновременно оба повернулись к Шине.

— Полковник Мансфильд рассказал вам о моих детях? — спросила мадам Пелейо.

— Я решил, что лучше вы сделаете это сами, — произнес Люсьен Мансфильд, прежде чем Шина успела ответить.

— Я рада. Пусть миссис Лоусон убедится сама, какие они очаровательные и милые. — Мадам Пелейо на минуту замолчала, пристально глядя на Шину. — Но вы очень молоды. Намного моложе, чем я ожидала.

— Боюсь, что моя внешность обманчива, мадам, я выгляжу моложе своих лет, — ответила Шина. Казалось, что слова застревали у нее в горле. Как она ненавидела лгать и как тяжело было запомнить свой новый возраст.

— Здесь неправильно указана дата моего рождения, — сказала она дяде Патрику, когда он протянул ей паспорт на имя Шины Лоусон. — Они сделали меня на восемь лет старше.

— Твой возраст указан верно, — сказал он.

— Нет, — возразила она и затем, взглянув на него, все поняла. — Но это же смешно. Мне только в следующем месяце будет 21 год. И никто не поверит, что мне 28 лет.

— Конечно же поверят, — ответил дядя. — Ни одна женщина не будет увеличивать свой возраст. По крайней мере, они с такими не сталкивались.

— Может быть, они не так глупы, как ты думаешь? — осведомилась Шина.

— Жена посла хотела кого-нибудь еще старше. И кстати, последнюю гувернантку уволили из-за того, что она была слишком привлекательна.

— Значит, я должна сделать из себя уродину? — угрожающе спросила Шина.

— Ты никогда не сможешь стать уродиной, моя дорогая девочка, — ответил Патрик О’Донован. — Но тебе не стоит выставлять напоказ свою привлекательность.

Шина делала все, что хотел от нее дядя, только потому, что очень его любила. Обычно ее золотистые волосы были распущены, но теперь она аккуратно заколола их в пучок на затылке. Перед самым отъездом в Париж она подумала о своем гардеробе. Она редко тратила деньги на одежду, и Патрику О’Доновану даже не приходило в голову, что у нее могло бы появиться желание купить что-нибудь новое для путешествия в Париж. При этом Шина очень хорошо знала, что у него не было денег, чтобы дать ей. Она с трудом вытянула из него немного шиллингов на еду, о большем и речи быть не могло. Ведь его так называемые друзья приходили и сметали все, что появлялось в доме.

Она упрекала их за каждый глоток, за каждую бутылку пива, за каждый стакан виски, которые распивались наверху в гостиной долгими вечерами, когда дядя Патрик оставлял ее одну на кухне. Бывало, он оставался со своими друзьями, разговаривал, курил и выпивал до тех пор, когда она, отчаявшись дождаться его, оставляла тлеть угли в камине и шла в свою комнату. «О чем эти чудаки могут толковать в течение стольких часов?» — думала она и затем гнала прочь эти мысли…

— Я действительно хотела гувернантку более солидного возраста, — между тем говорила мадам Пелейо. — Но графиня де Бофлер так тепло отозвалась о вас, а уж мы-то знаем, как трудно ей понравиться.

— Конечно, — прошептала Шина. Она внезапно растерялась. Вдруг мадам Пелейо не верит в ее знакомство с графиней. К счастью, в этот момент мадам Пелейо повернулась к полковнику Мансфильду.

— Я провожу миссис Лоусон в детскую, — сказала она. — А вы подождите здесь. Может быть, выпьете чашку чая со мной, когда я вернусь?

— Почту за честь, но, как вам известно, у меня много работы.

— И вы предпочитаете скорее вернуться к ней, чем провести время со мной за чашкой чая?

— Чтобы опровергнуть подобное обвинение, могу ли я сказать, что буду счастлив остаться. — Губы полковника слегка покривились, и Шине показалось, что в его словах прозвучала ирония.

Однако мадам Пелейо радостно улыбнулась ему, и ее прекрасное лицо просияло.

— Тогда вы распорядитесь о том, чтобы нам подали чай? И ваши любимые шоколадные бисквиты. Видите, я все помню, даже о вашем пристрастии к бисквитам.

— Вы так добры.

Снова Шина уловила почти незаметные нотки сарказма в его учтивости. «Холодная учтивость», — подумала она. И как она могла принять его за англичанина? Правда, он был какой-то чужой.

— Пойдемте наверх, миссис Лоусон! — Жена посла двинулась вперед, показывая дорогу. Ее пышное платье из шуршащего черного фая при ходьбе колыхалось над бесчисленными шелковыми нижними юбками.