Не бойся быть моей - Кейт Хьюит Страница 3

Антониос знал, что Линдсей пишет докторскую по математике: уезжая, она сказала, что ей нужно разрешить несколько дел в Нью-Йорке. Он полагал, что она будет отсутствовать пару дней, ведь, по ее словам, исследование можно было проводить в любом месте, и в Нью-Йорке ей было оставаться вовсе не обязательно. Но, видимо, и это оказалось ложью.

Линдсей побледнела и поднесла руку ко рту.

– Вечеринка? Антониос, прошу, нет, я не смогу.

Ярость закипела в нем.

– Что я такого тебе сделал? – тихо проговорил он, едва сдерживая гнев. – Что ты так со мной поступаешь? Неужели моя семья совсем ничего для тебя не значит? Мы приняли тебя с распростертыми объятиями.

Антониос отвернулся, чтобы не показывать ей своих эмоций. Он ведь сказал, что его не волнуют ее чувства, так что не стоит проявлять слабость. Собравшись с духом, он вновь заговорил бесцветным голосом:

– Моя мать любила тебя, как родную дочь. И вот так ты собираешься ей отплатить?

Слезы заблестели в глазах Линдсей, и она так отчаянно покачала головой, что Антониосу на миг стало вновь ее жаль. Но он вовремя одернул себя.

– Нет, конечно нет, – произнесла она, положив ладонь на горло, – я была очень благодарна твоей маме за ее доброту.

– Однако ты забавно это показываешь.

Линдсей гневно сверкнула глазами, и это удивило мужчину – она еще на что-то злится? Да ведь это она его бросила!

– Даже если и так, – тихо произнесла она, – для меня трудно вернуться в Грецию.

– Почему же? Что, любовник ждет где-то здесь?

Она в шоке посмотрела на мужа.

– Любовник???

Антониос неопределенно пожал плечами, будто для него подобная мысль была чем-то само собой разумеющимся. Однако лишь представив Линдсей рядом с другим мужчиной, нарушающей их свадебные клятвы, он едва сдержался, чтобы не ударить кулаком по столу.

– Я не знаю, какой еще может быть причина такого твоего внезапного отъезда из Греции.

«От меня», – так и хотелось добавить ему, но он промолчал.

Линдсей медленно покачала головой, глядя на него во все глаза, хотя было трудно понять, что она испытывает.

– Нет, – тихо ответила она. – У меня нет любовника. Ты был для меня единственным, Антониос. Все это время.

Но, очевидно, чего-то ей все же не хватало. Стоит ли ей вообще верить? Не имеет значения. Он произнес:

– Тогда почему бы тебе не вернуться в Грецию?

– Мое исследование…

– Не может подождать неделю? – бросил он, снова вспыхивая.

Неужели она не понимает, как жестоко и эгоистично себя ведет?

Даже сейчас, спустя шесть месяцев после отъезда жены, Антониос был поражен ее обманом – он ведь безоговорочно поверил в то, что она его любит. Хотя они тогда знали друг друга всего неделю – решение о браке было импульсивным, даже чуточку сумасбродным, но он ведь был так уверен в Линдсей и полагал, что тоже ее любит.

Каким дураком он был.

Она смотрела на него, бледная и несчастная.

– Неделя, – произнес Антониос, – всего семь дней. А потом мы никогда не увидимся.

При этих словах Линдсей вздрогнула, точно от боли, и он усмехнулся:

– Разве тебя не радует такая перспектива?

Она отвернулась, сжав губы.

– Нет, – произнесла она наконец. – Не радует.

Антониос медленно покачал головой.

– Я тебя не понимаю.

– Я знаю. – Она прерывисто вздохнула. – Ты никогда не понимал.

– И ты винишь меня?

Линдсей устало покачала головой:

– Уже поздно выяснять, кто прав, кто виноват, Антониос. Это так. Точнее, было так. Наш брак был ошибкой, как я тебе и сказала в письме и по телефону.

– Но ты так и не объяснила почему.

– А ты и не спрашивал, – резко ответила Линдсей, и Антониос нахмурился.

– Я спросил тебя тогда по телефону…

– Нет, – тихо ответила Линдсей, – ты не спрашивал. Ты лишь хотел знать, серьезно ли я это говорю, и я ответила «да». А ты повесил трубку.

Антониос пристально посмотрел на нее, сжав зубы так сильно, что заболела челюсть.

– Ты меня бросила, Линдсей, не я.

– Я знаю.

– А теперь ты хочешь сказать, что наш брак был ошибкой, потому что я не задал тебе нужных вопросов, когда ты меня бросила? Боже! Это же невероятно!

– Я ничего такого не имела в виду, Антониос. Я просто напомнила тебе, как все было.

– Тогда позволь и мне кое-что напомнить. Мне неинтересны твои объяснения. Все в прошлом. Единственное, что меня сейчас интересует, Линдсей, – это твое согласие. Рейс в Афины сегодня вечером. Если мы намереваемся вылететь на нем, нужно уезжать через час.

– Что? – Она посмотрела на него в изумлении. – Я еще даже не согласилась.

– Ты хочешь развод?

Линдсей посмотрела на мужа, горделиво вздернув подбородок, серые глаза ее были холодными.

– Не думай, что можешь шантажом вынудить меня согласиться, Антониос, – сказала она. – Я полечу в Грецию не оттого, что хочу получить развод, а потому, что хочу отдать дань уважения твоей маме, объяснить ей…

– Не думай, – оборвал ее Антониос, – что сможешь рассказать ей слезливую историю о нашем разрыве. Не хочу ее расстраивать.

– А когда ты намерен сказать ей правду?

– Никогда, – коротко бросил мужчина. – Ей недолго осталось жить.

Слезы вновь заблестели в глазах девушки, отчего те стали казаться серебристыми.

– Ты и впрямь думаешь, так будет лучше? Обмануть ее…

– Тебя и вправду так беспокоит перспектива обмана? Можно подумать, ты сама никогда…

– Я не обманывала тебя, Антониос. Я любила тебя – по крайней мере, тогда, в Нью-Йорке, пусть это и была одна неделя.

Антониос почувствовал себя так, точно его сердце остановилось при этих словах, и едва не приложил руку к груди. Его отец умер от сердечного приступа в пятьдесят девять. Может, и его ждет когда-нибудь та же участь? Но сейчас боль была не физической, а душевной. Но он решил прояснить ситуацию до конца:

– Что же было потом? Любовь прошла?

Он знал, что не следовало задавать подобных вопросов: ему должно быть все равно. Он сказал Линдсей, что время объяснений прошло, и так оно и было.

– Ладно, забыли, – бросил он. – Не имеет значения. Не важно, какую причину ты выберешь для визита в Грецию, главное – будь готова через час.

Линдсей посмотрела на него долгим взглядом – такая красивая, хрупкая, а ведь когда-то он мог прикасаться к ней, держать ее в объятиях.