Вопрос любви - Изабель Вульф Страница 3

— Нам надо сделать викторину, — неожиданно выдал Том.

— Да, — поддержала его Сара с горящими глазами. — Мне это тоже пришло в голову. Идея что надо!

— Викторину, — повторил Том. — Хорошую. Не знаю, почему я не подумал об этом раньше.

— Наверное, потому, что хороших викторин и так хватает, — сухо заметила я.

Следующая резинка Тома полетела в открытое окно.

— Это не значит, что мы не можем придумать свою.

— Она будет отличаться, — сказала Сара. Она сняла свои изящные миниатюрные черные очки и принялась протирать их юбкой, как она делает по своему обыкновению, когда чем-то восхищается. — Это будет ни на что не похоже.

— Короче говоря, оригинально, — сказал Том.

Следующий час мы обсуждали разные викторины и пытались анализировать, почему они работают. И решили, что «Кто хочет стать миллионером?» обязана своим успехом игре на алчности в сочетании с великолепно созданной Крисом Таррантом атмосферой напряженности. «Властелин разума» — враждебной атмосфере: зловещей музыке и черному стулу в круге режущего глаз света, который, по словам Тома, появился в игре из личных жизненных впечатлений ее создателя, прошедшего лагерь военнопленных. «Школьники-умники» демонстрирует, как отвечают на сложные вопросы молодые люди, «Слабое звено» привлекает своим завораживающим зрелищем беспрекословного подчинения участников гневной Энн Робинсон. Но мы пришли к выводу, что в основе всех этих шоу лежит архетипическое желание показать всем вокруг, какие мы умные. Викторины возвращают нас в детство, когда, будучи второклашками, мы тянули вверх руки, чтобы ответить первыми.

— Да, — задумчиво протянул Том. — Викторина… Что скажешь, Лора?

Я пожала плечами. Мне викторины нравятся так же, как всем остальным, но я никогда не думала, что мы тоже станем делать викторину.

— Ну… наверное, это неплохо. В принципе я не против — только если речь пойдет об общеизвестных фактах, — скороговоркой добавила я. — Только реальная информация — а не какая-нибудь ерунда. Ненавижу отвечать на вопросы про всякие мыльные оперы или… не знаю, там, сколько высших оценок получил принц Уильям.

— Кстати, — кивнул Том, а потом посмотрел на меня: — А сколько высших оценок получил принц Уильям?

— Три. По географии, истории искусств и биологии. А, В и С [8].

— Но в каком формате мы представим нашу викторину? — Том снова закрутился на своем стуле из стороны в сторону, сцепив пальцы на затылке. — Чем она будет отличаться?

Когда в понедельник мы пришли на работу, ответ мы уже знали. За уик-энд Том придумал оригинальную идею — впрочем, ничего радикально нового он не изобрел. Сказал, что озарение настигло его в ванной. Он посвятил нас в свой замысел, мы запланировали пробный выпуск и весь следующий месяц пахали как лошади. Том занимался постановкой, я составляла вопросы, Сара, ассистент продюсера Джил и наша ужасно назойливая секретарша Нэрис изображали участников, а ведущей, из экономии, была я. Через неделю мы все пообтесали и продали «Что бы вы думали?!» новому кабельному каналу «Челлендж-ти-ви». Они купили шоу, но с одним неожиданным условием — вести его должна буду я.

И вот, повернув на Олл-сэнтс-роуд, я вспомнила, что Том был удивлен не меньше меня. Я не умела работать перед камерой, и мы думали, что на роль ведущего «Челлендж» захочет купить телезвезду. Но Эдриан, выпускающий редактор, настоял, чтобы шоу вела я: потому что я женщина, а женщин, ведущих викторины, мало, но самое главное — я молода.

— Большинство викторин ведут люди лет пятидесяти, — сказал он нам с Томом в своем пропахшем кожаной мебелью офисе, пока высыхали чернила на свежеподписанном контракте, лежавшем перед нами. — А нашей ведущей будет тридцать с небольшим. А еще мне нравится ваша… — Тут он замялся. — Нестандартная внешность. — Я деланно простонала. — Не поймите меня превратно, Лора, — тут же добавил он. — Просто вы… ну, достаточно… необычны. Вы относитесь к тому типу женщин, которых называют une jolie laide [9].

— Другими словами, я просто пугало огородное [10]? — саркастично заметила я, чтобы скрыть досаду.

— О нет-нет — совсем наоборот. Вы привлекательная женщина. — Как мне показалось, он и в этот раз говорил так, словно вовремя спохватился.

— Да, — согласился Том. — Лора очаровательна.

— Безусловно, — продолжал Эдриан. — Вы довольно… милы… гм…

— По-своему? — слащаво отозвалась я.

— Ну, понимаете, просто у вас внешность… — Он покосился на меня. — Нетипичная. — К этому моменту я чувствовала себя как человек-слон. — Вроде Энди Макдауэлл.

— Не как надо?

— Ну-у — да. Можно и так сказать. Надеюсь, я не позволил себе лишнего, — ляпнул он.

— Нет, конечно, — вежливо ответила я. — В самом деле. — Как бы то ни было — я к этому привыкла. Мои сестры красивые, а вот мое лицо вы бы назвали волевым: у меня тяжелая папина челюсть и его же слишком длинный нос. Самое унизительное то, что в детстве я действительно была очаровательна — эдакий прекрасный лебедь, превратившийся в гадкого утенка.

— Но главное, что мне в вас нравится, — продолжал Эдриан, — это ваша властность.

— Правда? — с удивлением спросила я. В таком ключе я никогда о себе не думала, хотя идея мне понравилась. Наверное, надо было пойти в полицейские — или в доминат-риксы [11].

— Властность заложена в вас от природы — а это качество необходимо ведущему викторины. Она достигается разными путями, — продолжил он. — В «Слабом звене», к примеру, Энн Робинсон подчиняет себе, демонстрируя злость; Джереми Паксман из «Вопросов абитуриенту» — серьезный журналист, однако и он доминирует над молодыми участниками, позволяя себе насмешки над ними; то же касается Джона Хэмфриза из «Властелина разума». Но властность есть и у тебя, Лора. Думаю, с тобой зрители будут чувствовать, что находятся в надежных руках и что ты, наверное, смогла бы ответить на большую часть вопросов.

— Юность, проведенная впустую, — объяснила я. — Слишком много читала.

— Плюс у тебя феноменальная память, — нежно добавил Том.

Я пожала плечами. Но, честно говоря, что правда, то правда. Действующие лица и события — как бы малозначительны они ни были — всегда застревали в моей памяти, как жвачка в дупле зуба, стоило мне прочесть что-нибудь один раз. Я всегда считала это отклонением — вроде абсолютного слуха или шестого пальца; впрочем, иногда моя «странность» все же бывает весьма полезной — например нет необходимости в списке покупок, когда идешь в магазин. Я всегда помню все даты и имена. Без проблем могу восстановить последовательность, в которой выезжали предметы на транспортной ленте в игре «Игры поколений» — мягкая игрушка, чаеварка, тостер, ролики «Кармен», — а когда мне было девять, я выиграла семейную поездку в Париж, сумев перечислить все пятьдесят штатов США в обратном алфавитном порядке.