Я не нарочно - Вера и Марина Воробей Страница 3
Я не нарочно - Вера и Марина Воробей читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
Светлане хватило совести присвоить себе чужое стихотворение, написанное Галей Снегиревой, да еще убедить в своем авторстве Володю Надыкто, устроить «вечер открытых сердец», чтобы сразить всех присутствующих мастерски выдуманной историей… Количество своих «подвигов» Света и сама припомнить не могла.
Но мама, милая, тихая Анна Антоновна, конечно же была не в курсе всего, происходящего с ее дочерью. И посвящать ее в свои проблемы Светлана не собиралась.
Так ничего толком и не добившись от Светы, не сумев вызвать ее на откровенный разговор, Анна Антоновна отправила дочь спать, а сама, выпив две чашки наикрепчайшего кофе, стала дожидаться мужа.
Света, которая по понятным причинам заснуть не смогла, лежа в своей комнате на неразложенном диване, тоже с замиранием сердца дожидалась прихода отца, а когда тот наконец вернулся с работы, попыталась, тихонько пробравшись к кухне и притаившись за дверью, подслушать разговор родителей. Из услышанного (поскольку родители разговаривали очень тихо, девушке удалось разобрать далеко не все) она сделала шокирующий вывод, что родители всерьез склонны считать ее клептоманкой. Иного объяснения ее дикому поступку они просто-напросто не находили.
И вот теперь, проснувшись утром и припомнив все подробности вчерашнего кошмара, Светлана никак не могла поверить, что все это ей не приснилось, а произошло на самом деле. И произошло не с кем-нибудь, а с ней! Но почему, зачем ей понадобились эти отстойные топики? Да, она смогла, не побоялась. Ну и что? Доказала сама себе, что не трусиха и не маменькина дочка, а крутая девчонка? Но ведь ее никто ни в чем и не обвинял! Во всяком случае, в трусости точно! И разве воровство в магазине – это самое удачное доказательство ее крутизны? Разве нельзя по-другому?
Светлане вспомнилась фраза из какой-то телепрограммы. Там говорилось о проблемах подростков и о том, что те часто решают их с помощью различных форм протеста, которые порой бывают нелепыми и даже дикими. Может, у нее это тоже что-то типа протеста? Протест против негативного отношения к ней одноклассников? Против того, что у нее нет подруг? Да-да, очень может быть.
Светлане сначала очень понравилось слово «протест». Оно как бы ставило ее по другую сторону баррикад. Весь класс – с одной стороны, а она, Света Тополян, – с другой. Но ведь так оно в общем-то и было все эти годы, а ей не хотелось по другую сторону. Вовсе нет. Ей хотелось быть с классом, хотелось, чтобы к ее мнению прислушивались, ценили его, причем высоко, хотелось, чтобы все с ней советовались, чтобы в гости приглашали и запросто забегали к ней. И почему то, что свободно получается у других, для нее недостижимо? Вот если бы вчера рядом с ней оказалась подруга… или нет, хотя бы просто одноклассница, разве случилось бы с ней такое? Да никогда! Значит, все это от одиночества, вот где закавыка-то. А ведь и правда, ей и поговорить-то по душам не с кем!
Тополян стало ужасно жалко себя. Ну почему, почему в жизни все так несправедливо устроено? Почему ей, такой красивой, богатой, эффектной, вместо того чтобы упиваться своей неотразимостью и купаться в лучах всеобщей любви, приходится страдать от одиночества, совершать дикие поступки, а потом отчаянно жалеть себя?
Оставшиеся три дня до конца недели Светлана в школу не ходила. Просто заставить себя не могла. Родители не то чтобы открыто разрешали ей прогуливать, но и не высказывались против. Просто молчали. Пользуясь случаем, она целыми днями валялась на диване, перелистывая старые молодежные журналы, и даже попыталась почитать «Униженные и оскорбленные» Достоевского (название романа показалось Тополян очень созвучным ее теперешнему состоянию), но через четыре страницы, зевая, захлопнула книгу.
«И как такую скукотищу можно одолеть? Да еще ведь небось Люстра и сочинение заставит писать!» – тоскливо вздохнула Тополян.
Ангелина Валентиновна по прозвищу Люстра была учителем литературы в классе Тополян и одновременно его классным руководителем. Она представляла собой типичную училку старой закалки – с вечно поджатыми тонкими губами, подозрительным взглядом водянистых глаз, резким, излишне громким голосом. Ее не любили и побаивались. И, надо заметить, не без основания.
На самом деле Люстра о педагогике имела самое отдаленное представление и отношения с ребятами строила по принципу «начальник – подчиненный», требовала беспрекословного послушания, и такие простые человеческие понятия, как тактичность, сочувствие, снисходительность, умение выслушать, были ей совершенно неведомы и чужды. В общем, «держать и не пущать»! Единственной ее слабостью являлся Маяковский. К нему, а точнее, к его революционным стихам, Ангелина Валентиновна питала нежные и вполне искренние чувства. Если вообще была способна на искренность.
«Светить всегда, светить везде…» – декламировала она к месту и не к месту, за что и получила меткое прозвище Люстра от первого классного острослова Юрки Ермолаева.
Наверное, будь на месте Люстры другая учительница, привыкшая обдумывать свои слова и поступки и не рубить сплеча, то все, что случилось со Светой Тополян, так и осталось бы ее тайной и вся эта дикая история с топиками имела бы другие последствия. А скорее всего, так и сошла бы на нет, без всяких последствий.
Но, увы… Еще очень, очень давно какой-то мудрец заметил, что все тайное становится явным.
В понедельник Люстра влетела в класс, нещадно стуча своими толстыми каблуками по линолеуму. Ее бесцветные глаза прямо-таки пылали праведным гневом, а все лицо покрылось красными пятнами. Даже ее обычно тщательно уложенная «химия» торчала в разные стороны.
– У нас в классе ЧП! – возвестила Люстра голосом третьесортного театрального трагика.
– Неужели Зойка снова кота притащила? А может, теперь не кота, а крокодила или динозавра? – пробормотал Ермолаев вполголоса, но шутку никто не оценил – все с интересом смотрели на Люстру.
– Молчать, Ермолаев! Вы уже доигрались, хватит! Позор на всю школу!
Люстра перевела дух и грозно обвела глазами безмолвствующий класс.
Только что мне сообщили, что ваша одноклассница Тополян была уличена в краже вещей из магазина! Да-да, именно так. И в милиции она побывала, и протокол составили, и штраф пришлось уплатить немалый, – язвительно ораторствовала Люстра с каким-то даже упоением. – Ну а я, как ваш классный руководитель, посчитала своим долгом вам об этом прискорбном факте сообщить. Такого у нас еще не было!
Ребята ошеломленно молчали.
– А зачем? – в полной тишине раздался голос Черепашки.
– Что тебе неясно, Черепахина? Что «зачем»? – проревела Люстра.
– Мне, Ангелина Валентиновна, неясно, зачем нам об этом сообщать, да еще так… прямолинейно. Даже если это и так, мне кажется, что публичное обсуждение в данном случае бестактно априори, – спокойно пояснила Люся Черепахина.
Дальше мгновения смотреть на Люстру было и смешно и жалко одновременно. Ребятам даже показалось, что ее хватит удар – так она покраснела и выпучила глаза. Силясь что-то выкрикнуть, училка разевала рот, как задыхающаяся акула.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии