Любовь под облаками - Вера Ветковская Страница 3

И в самом деле, Саша Крайнев был сокровищем, вынесенным неведомой волной со дна океана обыденности, как некая статуя с давно погибшего корабля.

Высок, хорош собой, работящ, благодушен, остроумен, сын родителей-дипломатов, проживающих сейчас в Монголии, благодаря чему Галина была бы избавлена на какое-то время от такой неприятности, как свекровь. Саша всякий раз приезжал к своей подруге на машине с тремя букетами: для будущей тещи, для будущей жены и для будущей свояченицы. И однажды, пока Ольга Петровна радостно ворковала над цветами, восхищаясь их ароматом и Сашиной щедростью, ее старшая дочь безжалостно изрекла:

— Опять привез веники! У нас и ваз для них нет!

На другой день Саша появился на пороге их скромного жилища с тремя букетами и тремя длинными вазами под мышкой, но вместо благодарности услышал:

— Зачем такие шикарные вазы! В нашем доме для них и стола-то порядочного нет!

— Прикуси язык, доченька, — робко вставила Ольга Петровна, опасаясь следующего Сашиного визита с тремя столами.

Но это она произнесла очень тихо, как бы в сторону, не столько для Гали, перед которой она трепетала, сколько для Варвары, младшей дочери, ожидавшей от нее как от матери возмущенного жеста в сторону неблагодарной старшей сестры, но Галя услышала и, быстро обернувшись к Ольге Петровне, спросила:

— Ты что-то сказала, мамулечка?

— Ничего, доча, — испуганно возразила Ольга Петровна.

Но Саша всякое сказанное невестой слово воспринимал с трогательной серьезностью.

— Если позволишь, я с удовольствием подумаю над изменением интерьера в вашей квартире, — сообщил он.

— Тебе не нравится наша обстановка? — как бы удивилась Галя.

— Нет, у вас очень уютно, — пошел на попятную Саша, — но ты сама сказала: стола нет...

— Да, у нас небогато и просто, — продолжала наступать Галя. — И мы гордимся тем, что не придаем значения вещам...

Говоря это, она имела в виду родителей Саши, обставивших свою квартиру в престижном доме на улице Удальцова с потрясающей роскошью и монументальностью фараоновой гробницы.

— И я горжусь, что ты гордишься, что не придаешь значения вещам, — отреагировал Саша. — Я, Галя, горжусь каждой табуреткой в вашем скромном жилище, клянусь тебе...

После таких заверений Галя милостиво позволяла ему увезти себя куда-нибудь — в Большой театр или в ресторан, а Ольга Петровна и ее младшая дочь Варя, оставшись одни, отводили душу.

— Просто деспотка какая-то! В кого она такая? — помахав дочери с балкона рукой, открыто возмущалась Ольга Петровна.

— По-моему, папа тираном не был, — вставляла тихая Варя, которая почти не помнила отца, скончавшегося от инфаркта, когда ей было четыре года.

При слове «папа» в Ольге Петровне всякий раз вздымалось чувство вины: ее муж был ученым-атомщиком, всю жизнь прожившим между Москвой и Семипалатинском, где проходили подготовленные им и его коллегами испытания, с него, судя по всему, даже после смерти не сняли секретности, поскольку Галю никак не переводили на международные авиалинии, о чем она страстно мечтала. Во всяком случае, сама Галя грешила именно на своего «секретного» отца, не зная других причин удержания ее во Внукове.

— Нет, — вступалась за мужа Ольга Петровна, — ваш папа был замечательным человеком, очень возвышенным, чутким, самоотверженным, ничего себе, все — родине...

— Это видно, — тихо соглашалась с ней Варя, обводя глазами гостиную с круглым колченогим столом, продавленным диваном и старым буфетом.

— Боюсь, Галка даст Саше отставку, — делилась с Варей своими опасениями Ольга Петровна.

— Что делать, мамочка, ты же сама говоришь: самое главное — любовь! — отвечала Варя.

— Так как же не любить Сашу! — всплескивала руками Ольга Петровна. — Молод, красив, добр, воспитан, трудяга...

— Галя говорит: витамина в нем нет, — вступалась за сестру Варя. — Не пойму только, мамулечка, что она хочет этим сказать...

Ольга Петровна добросовестно думала.

— Ну, наверное, она не чувствует себя рядом с ним... обновленной... как бывает, когда ты любишь... Когда любишь, — глаза у Ольги Петровны закатывались, как у соловья, поющего свою песнь, — мир становится другим, цветным, просторным, роскошным! Любовь — это крылья, а бедная Галя предпочитает летать на самолетах... Любовь все перед глазами преображает, очищает, заставляет сверкать и переливаться красками даже воздух!..

Склонив голову на плечо, младшая дочь внимательно слушала ее...

Выйдя из метро у себя на Таганке, Галя взглянула на часы: около восьми вечера.

Несмотря на опасность, пережитую ею сегодня во время полета, Галя чувствовала, что не все еще «выжала» из этого дня. Чего-то не хватало для торжественных его проводов.

Она решила спуститься к «Иллюзиону», посмотреть, что там идет.

На самом деле ей не хотелось появляться дома, где она с отроческих лет, сразу после смерти отца, чувствовала себя старшей. В душе у нее царило непонятное смятение, вызванное то ли происшествием в полете, то ли словами Веры. Мать с ее интуицией могла бы заметить, что сегодня дочери не по себе. А Галя знала: это ни к чему. Не надо беспокоить маму. Они с Варей всегда должны видеть в Гале спокойного, уравновешенного человека, надежного кормчего, который когда-нибудь приведет их семейный корабль в прекрасную гавань.

Поэтому Галя взяла билет на фильм Франко Дзеффирелли «Ромео и Джульетта», усмехаясь иронии судьбы: не часто ей доводилось вести беседы на тему любви и смерти, а сегодня эта тема, считай, поднимается дважды — в разговоре с Верой и в бессмертной трагедии Шекспира, над которой охотно плакала мать.

В прохладном вестибюле было совсем немного народу, но, взяв себе апельсиновый сок, Галя привычно отыскала взглядом лицо, на которое стоило бы потратить фантазию...

Мужчина лет сорока, в скромном сером пуловере, с седой прядью в темных волосах, с резко очерченным, чуть скорбным ртом и внимательными, спокойными светло-серыми глазами...

«Скорее всего, конструктор или инженер, и не простой, кажется, инженер... Технарь — это точно, у гуманитариев в лице всегда есть что-то расслабленное, слащавое... Старомоден, сентиментален... Этот фильм наверняка он смотрел много лет назад со своей возлюбленной, а потом женился на стерве, окрутившей его... Подкаблучником не стал, но время от времени сбегает от своей половины, чтобы насладиться одиночеством... Определенно, хранит верность жене, нет, точнее, самому себе хранит верность, он так устроен, что не умеет лгать и изворачиваться... Посмотрел на меня... в выражении глаз что-то как будто мелькнуло, но резко отвернулся... Хороший мужчина, за такого бы я вышла замуж».

Когда в зале погас свет, медленно, будто из него по одной вынесли свечи, Галя снова поймала на себе взгляд этого мужчины — он обернулся со своего четвертого ряда, отыскал ее глазами и отвернулся...