Как продать душу. Краткое руководство для светской львицы - Кэтлин О'Рейли Страница 3

Я делаю участливое выражение лица.

— Кошмар.

Наверное, у меня недюжинные актерские способности, потому что Меган воодушевляется:

— Я тогда заканчивала школу. Как-то вечером мы с матерью крупно поругались — она запретила мне идти на вечеринку к подруге. Ну я и выпалила: «Лучше б ты умерла». А потом впереди что-то вспыхнуло, и мы попали в аварию.

Я вежливо киваю и слежу, чтобы выражение моего лица оставалось печальным. Меган делает глоток и тупо смотрит в пространство. Уф, вроде тема закрыта… Не тут-то было!

— Меня собирали буквально по кусочкам. Пришлось удалить некоторые внутренние органы. Когда я очнулась после операции, врачи сказали, что моя мать погибла.

История, конечно, душераздирающая (было бы что раздирать), но я-то почему должна портить себе настроение? Пытаюсь утопить сочувствие в мартини, однако бокал недостаточно глубок.

— Знаешь, чего я хочу больше всего на свете?

От ее усмешки веет могильным холодом. Меган поднимает глаза — явно сейчас о чем-то попросит.

— Я хочу ребенка, — произносит она, терзая салфетку.

Это еще ничего.

— Славного румяного карапуза, да?

— Я никогда не смогу иметь детей. Ну разве не расплата за мои слова?

Открывается тема бесплодия… Я ищу глазами ближайший выход.

Меган опускает щеку на барную стойку.

— Еще коктейль!

В ответ — тишина.

— Бармен! — зову я, и в тот же миг появляется бокал «Космополитена».

Меган, подозрительно спокойная, медленно отрывает голову от стойки. Неужели выговорилась? Вдруг глаза ее вспыхивают — я знаю, при каких обстоятельствах у людей так вспыхивают глаза, — и она мечтательно произносит:

— Мне бы только забеременеть — и больше ничего не нужно. Только бы почувствовать, как растет внутри живое существо. Но это счастье не для меня…

Я неловко глажу Меган по голове. Как еще ее утешить? Она бросает оценивающие взгляды на оставшихся в баре мужчин. Знакомое, до боли знакомое у нее выражение лица. Кто из нас не бросал таких взглядов за десять минут до закрытия заведения и будучи пьяной в стельку?

— Иди домой, Меган. Тебе надо отдохнуть, выспаться. Утро вечера мудренее, — увещеваю я, изо всех сил стараясь сохранить то, что осталось от семейных ценностей Меган, и, возможно, завербовать нового клиента для Программы улучшения качества жизни.

— Она думала, я пай-девочка. А я никогда не хотела быть пай-девочкой.

Вот интересно, почему женщине невозможно угодить? Взять хоть Меган: нет чтобы радоваться жизни у себя в Коннектикуте, в великолепном доме! Я бы за такое душу продала по второму разу.

— Ну так не будь, раз не хочешь.

Я-то, конечно, далеко не пай-девочка, но мне понятно возмущение Меган. Противостоять мамуле в таких случаях невозможно. Остается сдаться на милость победительницы.

Меган больше не слушает моих советов — и к лучшему. Она нетвердо держится на ногах, но в ее окосевших глазах ясно можно прочитать: «Не учите меня жить». На сегодня хватит философии, доктор Ви. Утешьтесь еще одним мартини.

— Мне пора. Спасибо за приглашение.

Меган очень вежлива — несмотря ни на что, она все-таки пай-девочка. А это диагноз.

— Всегда пожалуйста.

Я смотрю, как Меган гребет к выходу, и продолжаю медленно напиваться в гордом одиночестве.

Говорят, трудности только закаляют. Я хлебнула горя больше, чем заслуживала. Теперь имею право пожить спокойно. В конце концов мой природный пофигизм берет верх. Меня атакуют публицист из агентства «Сузан Магрино», бывший сотрудник «Дж. П. Морган» и лесбиянка из Сохо. И всех я посылаю куда подальше.

Обожаю Манхэттен весной. Вы бы на моем месте тоже его оценили.

Если что, обращайтесь — я скажу Люси, и она вам позвонит.

На следующий день мы с Шелби встречаемся в ресторане «Три мудреца». Люси всегда здесь, если только не трудится над колонкой светской хроники у себя в офисе на Шестой авеню. Таким образом, у нее два места работы.

Меня терзают смутные сомнения насчет личной скромности здешнего шеф-повара — но они напрасны там, где работает Программа улучшения качества жизни, всегда гарантирующая полную анонимность. Последняя позволяет вам чувствовать себя особенными. Я фигурирую как Ви, а Шелби — как… правильно, как Шелби.

Вернемся к Программе — это очень важно. Кого попало в Программу не берут. Никогда не знаешь, кто совершает сделки, и у нас даже принято делать ставки на того или иного кандидата. Букмекерская контора находится в MPD [3]. Я сама поставила три штуки на Альфреда, но результат будет известен только в 2033 году — по крайней мере, так говорят букмекеры.

Я подсаживаюсь к Люси (мне назначено на пятнадцать минут раньше Шелби). Метрдотель оскорблен в лучших чувствах. На обиженных воду возят, парниша.

Люси, как вы уже могли догадаться, бесподобно хороша — жгучая черноглазая брюнетка того же типа, что и Кэтрин Зета-Джонс, только, пожалуй, черты лица у Люси несколько резче. Два ее мобильника, оба навороченные, звонят не переставая.

Люси, не отнимая трубку от уха, приветствует меня нежнейшей улыбкой. Она такая милая — не забывайте, вы лично можете в этом убедиться. Главное — делать все так, как ей хочется. Наверняка вы слышали немало страшных историй: не сомневайтесь, это чистая правда.

Я заказываю коктейль «Пеллегрино» и терпеливо жду. Наконец Люси произносит в телефон: «Целую» — и нажимает «Отбой».

— Боже, ну и денек! Типы из ООН, тоже мне, бедные овечки!.. Я могу обеспечить им мир во всем мире, но мне тоже надо что-то с этого иметь, а они не желают идти на уступки. А тут еще Преподобный Эл [4]со своими заморочками… У меня свидание, так что давай поскорее закончим с контрактом.

Как же трудно делать равнодушное лицо! Комплексы из прошлой жизни всегда атакуют в самое неподходящее время, и я ляпаю:

— Да, адская работенка.

Люси смеется — я попала в точку.

— Расскажи-ка мне о Шелби. Документы готовы.

Люси поглаживает крокодиловую сумочку от «Гермеса», но тут из ее мобильника страдалец Синатра начинает оплакивать размокший под дождем парк.