Улыбка Моны Лизы - Джулиана Морис Страница 3

— Наша прабабушка Хелена, — сказала Шерри, исследуя портрет. Она с волнением взглянула на брата. — Нам нужно составить каталог всех картин. Мы понятия не имеем, сколько стоит коллекция дедушки. По крайней мере, нужно застраховать ее, пока мы не решим, что делать дальше.

Люк кивнул.

— Я займусь этим.

— Может, Ники поможет нам? Ведь она разбирается в живописи, — предложила Шерри.

— Ммм… но, Шерри… Не стоит обременять ее.

Ники вздернула подбородок.

— Я на самом деле хочу помочь, — гордо сказала она, в то же время отчаянно желая, чтобы Шерри осталась в Дивайне вместо Люка.

— Почему? — прямолинейно спросил он. — Ты нам ничего не должна.

— Тебе — ничего, это уж точно, — резко ответила Ники. — Но профессор Маккейд, он… заинтересовал меня живописью, когда преподавал в средней школе. Конечно, сначала мне было просто интересно. Видишь ли, мое занятие искусством не входило в планы отца. Но потом я твердо решила стать искусствоведом, и отец вынужден был смириться. Он вообще-то хотел, чтобы я была ученым или кем-то, кто занимается серьезными, по его мнению, вещами.

Люк уставился на нее.

— Хм… Вот что я думаю… — пробормотала Ники. Она ощутила приступ паники. Что-то в Люке — может, его темные волосы, глаза или стройное, мускулистое тело — удивительным образом действовало на нее. Давно, еще в школе, она обычно чувствовала себя рядом с ним дурнушкой в некрасивой, немодной одежде, с ужасной стрижкой…

— О чем ты думаешь? — нетерпеливо спросил он.

— Профессор Маккейд всегда казался таким счастливым. Я думала, это потому, что он так страстно увлекался живописью. Конечно, теперь я понимаю, что он был счастлив, потому что любил жену, и их брак…

— Ники. Пожалуйста, ближе к сути, — Люк сложил руки на груди.

— Твой дедушка вдохновил меня, — громко сказала она. — Я говорила отцу, что занимаюсь на математическом курсе для особо продвинутых студентов, но на самом деле ходила на лекции профессора Маккейда. Знаю, не стоило лгать… — ее голос сорвался, и она снова покраснела.

Очарованный Люк наблюдал за тем, как краснеет Ники. Он не мог даже представить себе женщин, которых знал в Чикаго, обеспокоенных чем-то подобным — например, воспоминанием о безобидной лжи, на которую пошли когда-то в средней школе. Да что там в Чикаго! Он вообще не мог вообразить ни одну хорошо или плохо знакомую женщину краснеющей.

— Ладно. Так или иначе, именно благодаря профессору Маккейду я много путешествовала, занимаясь альпинизмом, по Европе и тогда же увидела шедевры живописи и архитектуру Италии. Он, вероятно, не знает, но он изменил мою жизнь.

Люк вздохнул, наконец сообразив, в чем дело. Люди, подобные Ники, никогда не возьмут ничего ценного, если оно не принадлежит им по праву, особенно если их настоящий владелец достоин уважения.

Его мир не учитывал идеализма Ники. Люк никогда не вернулся бы в Дивайн, чтобы жить, как она. После окончания школы все, чего он хотел, — доказать этому городу, что он не неудачник, что он не похож на тех парней, которые казались такими крутыми в средней школе, а затем превратились в обычных хулиганов и дебоширов, в головную боль для местной полиции, потому что постоянно пытались вспомнить старое.

Нет. Все-таки это не очень хорошая идея — позволить Ники помочь им. Вынужденный остаться на какое-то время в Дивайне, Люк пытался управлять своим бизнесом на расстоянии, одновременно заботясь о дедушке. Здесь у него не было времени на развлечения. Особенно такое развлечение, как Ники. Когда-то она была довольно докучливой, но и симпатичной, и еще сексуальной…

Сексуальной? Он нахмурился. Странно.

Как он мог подумать, что Ники сексуальна, когда она всегда напяливала на себя что-то бесформенное, а с ее упрямством могли поспорить все ослы в мире. Но в Ники чувствовалась непосредственность, которая придавала ей некий шарм. В отличие от женщин его круга, которые казались такими пресыщенными жизнью…

— На самом деле не стоит затевать все это, — решительно сказал он.

— Нет, стоит! — сердито возразила Шерри. — Если Ники желает взять эту работу на себя, то у нас будет честный и компетентный специалист. — Затем она недвусмысленно посмотрела на Ники. — Тебе придется подняться на чердак. Дедушка перенес туда много вещей, после того как умерла Грэмс, могу только представить, сколько там пауков и мышей.

Ники передернуло. Мыши ее не волновали, но она могла вообразить, что скажет прагматичный Люк, узнав, какое отвращение она испытывает к насекомым.

— Н-не проблема, — спокойно сказала Ники, не уверенная, что ей там понравится.

Люк покачал головой:

— Не гони лошадей, Шерри.

— Не будь занудой.

Брат и сестра впились взглядом друг в друга, и приступ болезненной зависти уколол Ники. Эти двое, несмотря на препирательства, явно любили друг друга.

— Кроме того, Ники может беседовать с дедушкой об искусстве, — спорила Шерри. — Вдруг он отвлечется. Мы пытались вернуть ему интерес к жизни разными способами, почему бы не попытаться использовать такой?

На лице Люка появилось что-то похожее на сомнение. Ники впервые видела всегда уверенного в себе Люка Маккейда в замешательстве. Именно эта его непоколебимая самоуверенность раздражала Ники больше всего. Даже лежа на больничной кровати, с гипсом на ноге, он умел быть дерзким.

И она потеряла голову.

Именно благодаря Люку Ники узнала, что на свете существуют мужчины; но она не представляла, что делать с этим знанием. Она была несведуща, пока не встретила Грегори Саундерса по прозвищу Силач.

Но все сложилось неудачно: Ники опять влюбилась не в того мужчину. Но на этот раз она вышла за него замуж — за того, кто решил, что Ники будет смотреть сквозь пальцы на его измены. Иногда она спрашивала себя, не женился ли Силач на ней только потому, что считал, будто Ники будет ему настолько благодарна за замужество, что не станет возражать против его измен?

— Мы не хотим использовать тебя, — наконец сказал Люк.

Глаза Ники сузились.

Она и сама не жаждала находиться рядом с Люком, но Маккейдам надо было помочь — потому что они были соседями и потому что так было принято.

Хотя этот Люк и не понял бы ее.

Тот Люк всегда хотел чего-то большего. Сначала планировал стать известным футболистом, затем, после несчастного случая, — заработать к тридцати годам миллион долларов. Последнего, он, похоже, достиг, если верить газетам и сплетням, разносящимся по Дивайну.

— Никто меня не использует, я действительно хочу помочь, — повторила она, пытаясь говорить искренне. Она на самом деле хотела этого, только предпочла бы, чтоб Люк уехал из города. — Я не предложила бы, если бы… думала по-другому, — Ники чуть не сказала, что у некоторых мужчин вместо души кассовые аппараты и они не понимают старомодного добрососедства, но затем решила, что это прозвучит слишком грубо.