Вовлеченные в грех - Шерон Пейдж Страница 3

Где-то глубоко внутри всколыхнулось странное, давно забытое ощущение острой тоски.

Дура. Это работа, которую лучше всего выполнять без эмоций.

Герцог сделал шаг и слегка покачнулся.

— Проклятая голова, — хлопнул он себя руками по вискам, звучно выругавшись. — Следовало отрубить ее топором, хоть она и нужна мне сейчас.

Энн подумала, что он говорил о головной боли от чрезмерно большого количества выпитого бренди, но в его голосе звучало так много горечи. Герцог Марч был встревожен и сердит. Энн понимала, почему граф Эштон умолял Кэт помочь его другу. Здравый смысл вынуждал ее согласиться с герцогом: как секс может компенсировать ранение в бою и потерю зрения? Но она должна верить в это сама и убедить герцога, иначе ей придется ни с чем вернуться в Лондон и, возможно, закончить жизнь на виселице.

Необходимо изменить тактику.

Энн неловко поднялась на ноги, хорошо хоть герцог этого не видел, и нерешительно коснулась его локтя. Возможно, потому, что она сделала это очень осторожно, ее прикосновение не растревожило герцога. Он не отстранился.

— Я проделала весь этот путь, чтобы подарить вам любовь, и я намерена это сделать, ваша светлость. Граф сказал, что у вас давно не было женщины. Зачем отказывать себе в том, что помогает снять напряжение? Вам это просто необходимо.

На ней было одно из старых платьев Кэт, но Энн оно все равно казалось слишком модным, сама она дотянуться до застежек не могла. Немного усилий, и ей удалось спустить вниз лиф платья. Собрав все свое мужество, она взяла руку герцога и положила ее себе на левую грудь.

От этого прикосновения у нее перехватило дыхание и болезненно налилась грудь. Должно быть, всему виной будораживший ее страх. Никогда раньше ничего подобного она не ощущала. На нее обрушилась волна чувственных ощущений, когда рука герцога скользнула под лиф платья и под сорочку и мозолистая ладонь коснулась обнаженного соска.

— Это просто секс, — прошептала она. — Вы наверняка должны хотеть этого.

Однако вместо того, чтобы обхватить рукой ее грудь, герцог отдернул руку, потом взъерошил ею свои волосы. У него был такой вид, как будто он нечаянно сунул пальцы в огонь. Надо проявить настойчивость.

У герцога приоткрылись губы, и Энн поняла, что он готов дать ей команду уйти. Она бросилась к нему и сделала то, чего не делала много-много лет. Приподнявшись на цыпочках, она поцеловала герцога.

Затем обняла его за шею и почувствовала под ладонями крепкие натянутые мышцы. От него сильно пахло бренди. Его губы, горячие и твердые, так и не раскрылись ей навстречу. Энн попробовала просунуть язык внутрь, но он не сдался под ее напором. Вместо этого герцог отвернул лицо, разрывая их поцелуй.

Энн отказывалась сдаваться. Извиваясь, она льнула к нему всем телом, и скоро между ними совсем не осталось пространства. И тут она почувствовала, как затвердела его плоть, упершись ей в живот. Энн охватило ликование. Она сделала это. Заставила его захотеть ее.

Энн, затаив дыхание, скользнула рукой от плеча герцога по завиткам волос на груди. Пробежалась пальцами по мягкой дорожке волос к пупку и спустилась ниже, чтобы начать ласкать его плоть.

— Стоп, — простонал герцог.

Энн замерла, но не убрала пальцы с его теплой кожи внизу живота. Герцог не тронул ее руку. Это означало, что его решимость отослать ее в Лондон слабела с каждой минутой.

Внезапно Энн охватило дурацкое чувство вины. Это преднамеренное обольщение, которое она собиралась совершить, казалось ей неправильным. Обычно ее любовные встречи происходили честно и открыто. В борделе Мадам существовали свои правила. Любой джентльмен, который покупал ее, точно знал, на что она готова и что ему дозволено делать. Если он желал что-то другое, то должен был идти к другой девушке.

Энн никогда не приходилось выступать в роли соблазнительницы и заставлять мужчину делать то, что он не хочет.

Пять лет назад герцог тоже не захотел ее. Но теперь она должна выиграть: от этого зависела ее жизнь.

— Я хочу доставить вам удовольствие. — Дразнящим движением Энн провела рукой по обнаженному бедру герцога. — Ничего более.

— И вознаграждение, — сухо подчеркнул герцог.

— Я должна зарабатывать себе на жизнь, — согласилась Энн. — Но ведь вам нужен секс после столь долгого воздержания.

— Я напал на тебя, глупая девчонка. Разве это не напугало тебя? Или у тебя не хватает ума, чтобы понять, кто я такой?

— Вы раненый…

— Вот черт! — Герцог схватил ее за руки, оттолкнул и быстро отступил на шаг назад. Ударившись бедром о кресло, он даже глазом не моргнул. — Тебе известно, что делают раненые животные, или прежде ты не встречала такого зверя, как я? Мы кусаемся. Мы можем убить.

— Тем не менее вы не причинили мне боли. — Нет, она знала, что такое быть по-настоящему избитой и раненой. Если она сжимала зубы, разбитую челюсть все еще пронзала боль. От пощечин Мадам до сих пор болело лицо. На груди и спине остались фиолетово-желтые синяки от ударов, нанесенных мерзавцами из личной охраны Мадам Син. Единственным спасением для Энн было то, что герцог не видел всего этого.

Всякий раз, ощущая боль от побоев, Энн помнила, что смотрит в лицо смерти. Какая разница, от чего умирать: от рук этого человека, от правосудия или от голодной смерти? На самом деле герцог — ее последняя надежда на выживание.

— Как вы предпочитаете заняться любовью, ваша светлость? — спросила Энн, заставив себя на октаву понизить голос. — Может быть, резко и быстро, с взрывной кульминацией в конце? Или медленно и чувственно? Можно пару часов неспешно проникать в мое тело упругой плотью.

— Черт… Черт… Черт! — Дыхание герцога стало прерывистым. Когда взгляд Энн скользнул по его телу ниже пояса, стало понятно, что с ним делали ее предложения и собственное воображение.

— Ладно, — отрезал герцог.

— Вы хотите заняться любовью? — Энн не верила своим ушам.

— Да. Я подозреваю, что это единственный способ избавиться от вас.

На мгновение губы герцога растянулись в усмешке, но потом снова сомкнулись мрачной линией.

Энн решилась на следующий шаг. Она облизнула пересохшие губы и спустила платье еще ниже, чтобы выставить возвышавшуюся над корсетом грудь. Она потянула вниз тонкую сорочку и полностью открыла ее.

— Как вы предпочитаете делать это, ваша светлость? — с притворной самоуверенностью спросила Энн. — Можете делать все, что хотите.