Невеста бальзаковского возраста - Арина Ларина Страница 3

Даша оказалась права. Мужчины по большей части были эгоистами, хотя каждого нового кавалера Настасья начинала судорожно идеализировать, выискивая в них тщательно скрытые достоинства и тщетно надеясь, что именно он и является ее половинкой. Не привыкшая ни к любви, ни к душевному теплу, она всякий раз ошибочно принимала их довольно однобокую заинтересованность за ту самую любовь, которой ждала.

– Аська, ты неисправима, – злилась Дарья, которая была уверена, что все про мужчин знает. Со стороны всегда виднее, поэтому одиноких подруг тоже иногда стоит слушать – они могут рассказать про все то серо-буро-зеленое, которое нам не видно через розовые очки. – Когда мужчина хочет с тобой переспать, он поет соловьем и дрыгает лапками от восторга, как щенок, которому чешут пузо. Как только он получает то, на что рассчитывал или от ворот поворот, ты перестаешь быть ему интересна. Запомни, самцы всегда там, где миска с едой и пузочесательница. Все остальное – редкие, почти вымирающие виды. Извини, но вероятность встретить в мегаполисе мужа твоей мечты так же мала, как и вероятность напороться в метро на уссурийского тигра. Нет, безусловно, какого-то мужика ты встретишь, но это будет не то, что ты нафантазировала. Поэтому срочно меняй приоритеты, снижай планку или переставай мечтать вообще. Разочарование – самое страшное в жизни. Лучше ничего особенного не ждать, тогда и не расстроишься очень сильно, если не получишь.

– Мысли материальны, – гнула свою линию Настасья. – Если я буду об этом постоянно думать, то вдруг…

– Если ты будешь постоянно об этом думать, то быстро съедешь с катушек, – хмыкала подруга. – Думай о чем-нибудь другом. И вообще, как женщины выбирают себе спутника жизни? Это ж в любом случае лотерея без гарантий. Мало ли что он в запале обещает. У меня выбор мужа ассоциируется с покупкой арбуза. Вот лежат они кучей, вроде внешне один общий признак – круглый и зелено-полосатый. А начнешь приглядываться – мама дорогая! Полоски разные, один круглый – другой овальный, один светлый – другой темнее, один большой – другой маленький. А что там внутри – тайна великая. Может, он кислый, или недозрелый, или вообще с нитратами. Пока есть не начнешь – не узнаешь. И тут ключевой момент: для того чтобы начать есть, его надо купить и притащить домой. Поэтому большинство баб, потратив деньги, время и, наконец, силы, чтобы допереть это счастье до квартиры, пытаются сами себя убедить, что не такой уж он и кислый, а что розовый, а не красный, – так даже хорошо. А что им еще остается, если товар возврату не подлежит? Либо выбросить, либо давиться и утешать себя аутотренингом. Так вот специалисты выбирают арбузы по звуку и, извиняюсь, по хвостику. Если спроецировать эту методику на мужчин, то с хвостиком все ясно, хотя это тоже не показатель спелости. А со звуком – надо с ним сначала разговаривать и анализировать, что и как он говорит. Но хорошо анализировать получается ближе к старости, когда опыта уже вагон. Но, пардон, и тут у нас, баб, облом, так как к вагону опыта прилагается закономерная усушка и утруска организма по причине возраста…

Но Насте все казалось, что подруга преувеличивает. Она искренне верила и надеялась, несмотря на Дарьины логические цепочки и едкие умозаключения. Жизнь должна была компенсировать то, что недодала в детстве. Почему «должна», об этом Настя не задумывалась.

А судьба, казалось, решила испытывать ее на прочность до конца, словно проверяя, когда же эта покладистая курица все же сломается. Когда Насте исполнилось двадцать два и она, наконец, получила вожделенный диплом, погиб отчим. Неожиданно, нелепо и необъяснимо. Он въехал в столб на пустой дороге – спешил к маме. В машине нашли громадный букет рыжеватых роз. Мама любила именно такие.

И как-то сразу все рухнуло. Оказалось, что мама ничего не может, что ей плохо, тяжело и нужно помогать растить сестру, что нужно думать о близких, так как кроме матери и Лизки у Насти никого нет и никому она не нужна. Напоминать родительнице о том, что она и до сих пор никому особо нужна не была, Настя постеснялась. Да и не ко времени были эти счеты. Лизавете исполнилось двенадцать, она росла наглой, хамоватой и крайне своевольной девицей. И как-то само собой получилось, что Настасье пришлось вернуться в родительский дом и стать кормильцем. Бабушкину квартиру, в которой Настя столько лет старательно наводила уют, сдали каким-то веселым студентам, которые ее моментально загадили. Разбираться с ними Настя побоялась, поэтому, ежемесячно приезжая за деньгами, лишь покорно смотрела, как разоряют ее гнездышко. Мама ничем таким заниматься не могла, она была слишком нежной, слишком неприспособленной. Настя вообще опасалась, что родительница сопьется или, не дай бог, от горя заболеет и сляжет. Тем удивительнее было однажды встретить ее в обществе моложавого брюнета неопределенного возраста, который что-то нежно ворковал Марине Ивановне на ушко.

– Ваще, – откомментировала это происшествие Лизавета.

– Ну и к лучшему, – отрезала Настя, понадеявшись, что можно будет спихнуть с себя почетную обязанность кормилицы.

Но брюнета сменил лысый здоровяк, лысого – бородач. В общем, у мамы началась не особо бурная, но вполне активная личная жизнь, она расцвела, помолодела и… съехала в бабушкину квартиру, предварительно затребовав с Насти денег на ремонт.

– Во что ты превратила жилье – это уму непостижимо! – ахала Марина Ивановна, отчитывая Настасью. – Я же не могу жить в таком свинарнике!

– Так мы ее сдаем, – осторожно напомнила опешившая дочь, смутно догадываясь о грядущем развитии событий. Догадывалась она правильно. Безалаберную Лизавету маман оставляла ей.

– Заметь, я отдаю вам двухкомнатную квартиру! А могла бы вообще отправить в свободное плавание. Запомни, родители детям ничего не должны. Я вас родила, вырастила, воспитала – дальше, пожалуйста, самостоятельно. Но я понимаю, что идти вам некуда, поэтому ты оплачиваешь мне ремонт в однушке, а я оставляю вам эту большую квартиру. Захотите – разменяетесь, захотите – живите вместе.

Последняя фраза оказалась практически алгоритмом дальнейшего Настиного существования. Она хотела разъехаться, а наглая Лизавета желала жить вместе. Конечно, это же так удобно, когда в квартире есть прачка, уборщица и приносильщица продуктов! Куда это съезжать? Нет уж.

И проблема эта оказалась совершенно нерешаемой.

Как-то так изначально сложилось, что зарабатывала всегда Настя. И сестрица по достижении восемнадцатилетия схему менять не желала. В институт она не поступила, в ПТУ не хотела, в итоге Лиза потребовала оплатить ей курсы фотомастерства и через два месяца стала гордо именовать себя «профессиональным фотографом». Настя так исступленно желала, чтобы сестра занялась хоть чем-нибудь, что даже купила ей аппаратуру для работы. Аппаратура была – работы не было.

Еще не имея своих детей, Настя уже прекрасно понимала родителей подростков: договориться невозможно, взаимопонимания ноль, сплошное потребительство и отсутствие здравого смысла. Лизу не пугали ни завтрашний день, ни отсутствие каких-либо перспектив. Она свято верила, что однажды все откуда-нибудь возьмется. На злобные вопросы сестры: «Откуда бы это им взяться», – Лиза лишь надменно пожимала плечами и обзывалась. Все диалоги между сестрами были неконструктивными и нервовыматывающими.