Муж напрокат - Надежда Мельникова Страница 3

— Мама, я всё перебрала! — отзывается младшая со своей гречкой.

— Стой! — не успеваю я её прервать, и Ника высыпает перебранную гречку обратно в миску с чёрными зернами.

Ошарашенно хватаюсь за голову. На детей не ругаюсь, сама виновата — заработалась. Пасека у меня небольшая. Всего тридцать ульев. Тружусь как умею. В детстве отец учил, да пока выросла, всё забыла. Пришлось заново овладевать мастерством по книгам. Пчеловодное хозяйство у меня не самое образцовое, ульи разные. Но я справляюсь, да и жалко всё это продавать, вроде как фамильная ценность. Вместе с Егоркой, внуком Анны Михайловны, веду всю пасечную работу: снимаю рои, качаю и продаю мёд.

Наша почти восьмидесятилетняя няня поднимается с дивана. Она здесь больше для того, чтобы дети не убились, а так-то она им всё разрешает. Перекрестившись, Михайловна радуется, что можно пойти домой.

— Ну, мамочка, — это она мне, — я пошла. Скоро шоу по телевизору начнётся. Мне срочно надо узнать, с кем певцы якшаются и что у них там на сцене с ориентацией, — смеётся Михайловна и, опершись на палочку, движется к выходу.

Останавливаю старушку. И, улыбнувшись, подаю соседке баночку свежего мёда, собранного специально для неё. Мёд с моей пасеки вкусный и ароматный. Он цветочный, с нотками кипрея и липы.

— Хорошая ты девушка, Ксюша, жалко несчастная. — Принимает подарок.

— Тут я не согласна! Никакая я не несчастная. Вот какие две малышки у меня. Золото, а не девочки.

С содрогающимся сердцем наблюдаю за тем, как младшая, помогая старшей, для ополаскивания посуды тащит из ванной таз для мытья полов. Михайловна оборачивается, осматривая бардак и моих чумазых дочек, которые, кажется, снова в течение дня лазили на чердак и кидались в друг друга чернозёмом. И я даже не знаю: то ли хватать детей и нести их к мойке, то ли бежать на кухню что-то готовить, то ли браться за швабру, сгребая всё в кучу.

— Отец им нужен, Ксюшенька. А тебе — муж. Не должна женщина столько пахать. Это неправильно.

Так-то оно так, но кредиты надо платить, как и за газ, свет и воду. А девочки растут очень быстро, у старшей размер ноги каждые полгода меняется. Нужна новая обувь и одежда. И чем больше я накачаю мёда, тем больше заработаю денег. Надеяться мне, кроме себя, не на кого.

— Мой папа на небе, — зло отвечает восьмилетняя Ася, которая даже слышать не хочет, чтобы мама снова вышла замуж.

— И мы когда-нибудь обязательно с ним встретимся, — гордо добавляет Ника.

Не хочу беседовать с детьми о загробной жизни. Мне не нравятся эти разговоры, поэтому я начинаю носиться по дому и собирать одежду. Сегодня днём мне позвонил Афанасий и сообщил, что планирует познакомиться с детьми. Мужик он видный, кавалер на зависть. Все завидуют. Но я, честно скажу, про это забыла. Весь день угрохала, разбираясь с подмором пчёл, связанным с обработкой полей ядохимикатами. И за всей суетой не заметила, как пролетело время.

Не успела прийти заранее.

— Ась, давай-ка, собери всё, что есть на полу, и возьми, ради бога, другой таз. Ника тебе поможет прополоскать посуду. И уберите Григория, пока он снова не наделал луж по всему дому.

— Гриша не такой! Он переучивается и когда-нибудь станет домашним котом.

— Котёнка надо было брать, а не бугая перезрелого.

— Ну, мама! — стонут девочки хором.

— Ася, собирай, пожалуйста, вещи. Я тебя умоляю, и обувь сгреби в кучу.

Но Ася, как обычно, не слушается. И, пока я нарезаю колбасу, умудряется развести ещё больший бардак. Вот всегда она так. Нужно говорить одно и то же по десять раз. И чтобы она что-то сделала, необходимо делать это вместе с ней, подгоняя палкой. И в то время, когда мы выясняем, почему она не выполнила ни одной моей просьбы, к нам в дом является гость.

— Здравствуйте, — замирает на пороге Афанасий, постукивая костяшками пальцев по косяку двери. Осматривается, сканируя помещение. — Как говорится, гостей не ждали, дома бардак, а сами неделю не брились.

Я моментом покрываюсь красной краской. В одной руке Афанасий держит букет, а в другой — пакеты с логотипами столичного детского магазина.

— Проходи, Афанасий, — улыбаюсь во весь рот. — Сейчас всё будет хорошо.

— Я надеюсь. — Наклоняется и проверяет стул на наличие пыли.

Вот позор. Срам и стыдоба колхозная, как говорил мой давно умерший отец.