Арабелла - Джорджет Хейер Страница 3

В комнате наступила гнетущая тишина. Первой пришла в себя София.

– Что-нибудь придумаем, – уверенно сказала она.

Никто не ответил ей. Арабелла и Маргарет, по-видимому без особой надежды раздумывали над словами сестры. А Гарри нашел ножницы и теперь с удовольствием резал на маленькие кусочки нитку для штопки. Тягостную тишину нарушил вошедший в комнату молодой человек лет восемнадцати. Красивый, чем-то похожий на свою старшую сестру, хотя немного светлее нее. Судя по высокому воротнику его рубашки и замысловато уложенным каштановым кудрям, он был если не щеголем, то большим модником. Местный портной не мог, конечно, сравниться с признанными мастерами, но в работе со своим постоянным клиентом он готов был выложиться до конца. Впрочем, в этом ему немало помогала идеальная фигура заказчика. Любая вещь смотрелась на нем превосходно. Но особенно мистер Бертрам Таллант гордился своими стройными, красивыми ногами. Сейчас они были облачены в брюки из оленьей кожи. А в ящике одного из его шкафов хранилась пара желтых панталон, в которых он до сих пор не осмеливался показаться перед отцом. Но изредка примеряя их, молодой франт чувствовал себя настоящим знатоком моды. Его высокие сапоги с отворотами были начищены до блеска. Очевидно, их обладатель приложил для этого немало сил и выдумки, поскольку родители, к сожалению, не имели возможности обеспечить своего второго сына высококачественной ваксой. Воротник его рубашки был так туго накрахмален заботливыми руками сестер, что молодой человек с трудом мог поворачивать голову. Так же, как и его старший брат Джеймс, который теперь, перед посвящением в духовный сан, учился в Оксфорде, Бертрам получил образование в Харроу. Сейчас он жил дома и занимался под руководством отца, готовясь к вступительным экзаменам в Оксфордский университет, которые должен был пройти во время пасхальных каникул. Правда, к такой перспективе Бертрам отнесся без особого энтузиазма – все его помыслы были направлены на получение чина корнета в гусарском полку. Однако его отцу это стоило бы не меньше восьмисот фунтов. Да к тому же долгая война с Бонапартом подходила к концу. Это означало, что быстрое продвижение по службе для тех, кто не имеет достаточно больших средств, теперь вряд ли возможно. И мистер Таллант не без основания решил, что гражданская служба сына будет для него менее обременительной, чем военная карьера. Он хотел, чтобы Бертрам, заняв высокое положение, стал гордостью его большого семейства. Правда, иногда ему приходилось сомневаться – есть ли у его легкомысленного отпрыска необходимые качества для такой службы. Но он старался успокоить себя тем, что Бертрам еще молод, а учеба в Оксфорде, где он сам провел три студенческих года, конечно же окажет положительное воздействие на его характер.

Будущий кандидат в члены парламента вошел в комнату, возвестив о себе подобием охотничьего крика, и тут же заявил, что «среди присутствующих есть кое-кто, кому почему-то жутко везет».

Арабелла, сложив на груди руки, умоляюще взглянула на брата.

– Бертрам, неужели это правда? Прошу, не мучай меня! Пожалуйста!

– Похоже, вы уже в курсе. Но кто вам рассказал?

– Гарри, конечно, – ответила София. – В этом доме дети знают все.

Бертрам нахмурился и, покачав головой, начал засучивать рукава.

– Насколько я понимаю, он вам здесь мешает. Выставить его отсюда? – спросил он.

– Ах вот как! – шутливо крикнул Гарри и, вскочив на ноги, встал перед Бертрамом в боевую позу.

– Только не здесь, пожалуйста! – воскликнули сестры в один голос.

Но опыту зная, что их просьба скорее всего останется без внимания, девочки вскочили и стали убирать с «поля боя» свои вещи, что оказалось не лишним, поскольку комната была маленькая, да к тому же здесь хранилось огромное количество разных женских мелочей. Братья поборолись минуту или две, но потом Гарри, хотя и крепкий парень, начал уступать, и вскоре старший брат вытолкнул его из комнаты, закрыв за ним дверь и удерживая ее спиной. Побежденный, несколько раз ударив в поцарапанную дверную панель и пообещав отомстить обидчику, гордо удалился, громко насвистывая, что получалось у него очень искусно, благодаря отсутствию одного из передних зубов. Только после этого Бертрам отступил от двери и поправил галстук.

– Итак, ты едешь, – сообщил он Арабелле. – Жаль, что у меня нет богатой крестной. Старушка миссис Кэн не нашла ничего лучшего, чем дать мне какую-то дурацкую книгу «Христианский утешитель» или что-то в этом роде. От этой книги можно озвереть.

– Да, не очень-то умно с ее стороны, – согласилась Маргарет. – Ведь если ты показался ей любителем подобной литературы, она могла бы предположить, что такие книги можно найти и у отца.

– Да, но отец знает, что у меня нет к этому склонностей, и – надо отдать ему должное – не настаивает, – сказал Бертрам. – Он может быть слишком строгим, иногда старомодным, но понимает, что нельзя навязывать человеку то, что ему не интересно.

– Да, конечно, – нетерпеливо прервала брата Арабелла. – Но знает ли папа об этом письме? Разрешит ли он мне поехать?

– Мне кажется, ему не очень нравится эта затея, но он сказал, что не будет стоять на твоем пути. Он уверен – ты будешь вести себя в обществе достойно, не поддашься разным соблазнам, не проявишь легкомыслия. Да и я не сомневаюсь, – добавил Бертрам с доброй улыбкой, – что ты не ударишь в грязь лицом перед всеми этими вельможами. Так что все будет хорошо.

– Да, наверное, – сказала Арабелла. – Но расскажи мне, пожалуйста, все. Что пишет леди Бридлингтон?

– Господи! Да я не знаю. Когда в комнату вошла мама, я сидел над учебниками – пытался хоть как-то разобраться с этими греками – и слушал ее вполуха. Да она сама все расскажет. Ведь мама послала меня к тебе сказать, чтобы ты пришла к ней.

– Господи! Что ж ты не сказал об этом сразу? – воскликнула Арабелла, запихивая недошитую рубаху в сумку для рукоделия, и выбежала из комнаты.

Дом Генри Талланта, хотя и состоял всего из двух этажей, был огромный и старомодный. Чтобы добраться до комнаты матери, Арабелле пришлось миновать несколько застеленных потертыми половиками коридоров, где постоянно гуляли сквозняки.

Вообще, состояние Генри Талланта было достаточно большим и приносило в год около трехсот фунтов дохода. Но потребности многочисленной семьи были таковы, что о новых половиках в коридорах только мечтали. Лишних средств не было. Мистер Таллант, сын землевладельца, женился на прекрасной мисс Тил, хотя многие считали, что девушка поступила опрометчиво, предпочтя всем остальным простого юношу, пусть даже и очень симпатичного. Злые языки говорили, что она вышла замуж, чтобы досадить своей семье и что при желании могла бы соблазнить и баронета. Но мисс Тил влюбилась в Генри Талланта с первого взгляда. И поскольку жених был благородного происхождения, а ее родителям приходилось думать об остальных дочерях на выданье, ей предоставили возможность самой решить свою судьбу. И она не ошиблась в выборе. Во всяком случае, никто никогда не слышал от нее жалоб. Единственным поводом для расстройства была излишняя доброта мужа, который с готовностью помогал любому бродяге или нищему, встретившемуся на его пути. Конечно, ей хотелось, чтобы достаток семьи был больше. Тогда можно было бы оборудовать в доме новую, современную уборную и купить плиту на кухню, или поставить во всех комнатах восковые свечи, как у мужа ее сестры, который запросто мог позволить себе такую роскошь. Но она была умная женщина и понимала, что тот, почти забытый баронет, не принес бы ей такого счастья, как Генри. И пусть на кухне дымит печь, а в уборную надо идти на улицу в любую погоду! Миссис Таллант покорно согласилась с его решением дать образование сыновьям – судьба дочерей, считал Генри, решится сама собой. Но, экономя во всем, чтобы обеспечить достойное содержание Джеймса и Бертрама в Харроу, она ни на минуту не переставала думать о будущем своей старшей, самой красивой дочери. Сама она в молодости не выезжала дальше Йорка и Скарборо, хотя и не особенно жалела об этом. Но Арабелла, решила она, не должна быть лишена такой возможности. Вероятно, эта мысль пришла к ней сразу после рождения дочери, когда она предложила своей школьной подруге, Арабелле Хаверхил, которая сделала прекрасную партию, стать крестной матерью малышки. И конечно, решение послать дочь к леди Бридлингтон, чтобы та вывела девушку в свет, было хорошо продуманным. Долгие годы переписки, пусть и не очень частой, но достаточно регулярной, с ее старинной подругой убедили миссис Таллант в том, что роскошная жизнь совсем не изменила характер когда-то пухленькой, всегда добродушной и веселой мисс Хаверхил. Самой леди Бридлингтон не посчастливилось иметь дочерей, у нее был только один ребенок – сын, на семь или восемь лет старше Арабеллы. Но в этом было особое преимущество. Женщина, которая растит дочерей, какой бы доброй она ни была, вряд ли с большим удовольствием примет под свое крыло еще одну молодую особу, которой нужно найти хорошего мужа. А вот вдова, живущая в прекрасных условиях, знающая толк во всех светских развлечениях, и у которой нет дочерей на выданье, должна бы с радостью воспользоваться возможностью сопровождать свою крестницу на балах, раутах и ассамблеях, которые сама часто посещает. Миссис Таллант не могла представить себе обратного. И она не ошиблась. Леди Бридлингтон, исписав несколько листов первоклассной бумаги своим размашистым почерком, удивлялась в письме, почему ей самой не пришла в голову эта замечательная мысль. Она одинока, и единственное ее желание – окружить себя молодежью. «У меня нет дочери, о которой я мечтала всю жизнь», – писала она, уверяя, что полюбит дочку своей дорогой Софии с первого взгляда и будет с большим нетерпением ждать ее приезда. Генри Таллант считал леди Бридлингтон пустой и легкомысленной женщиной. Но миссис Таллант знала, что ее подруга, несмотря на легкость, с которой относилась к жизни, обладает практичностью и житейской мудростью. София может не беспокоиться, писала она, крестная сделает все, чтобы подыскать Арабелле хорошую партию, и у нее уже есть на примете несколько достойных холостяков, намекала леди Бридлингтон.