Цена твоей беременности - Майарана Мистеру Страница 3

Если Вознесенский считал, что заставив подписать бумаги, он удержит меня, то сильно ошибался.

Едва я выбралась из его кабинета, то не подавая вида спустилась до своего этажа, по опен-спейсу прошла к своему рабочему месту и села за стол. Даже ответила любопытным коллегам, которые не были в курсе подробностей истории с подставой, что все в порядке и босс не покусал меня. Правда ведь. Он сделал гораздо хуже, но я не буду вспоминать о плохом - я просто запретила думать себе о том, что произошло за закрытыми дверями кабинета.

Итак, улыбаясь и отвечая на письма, я досидела до обеденного перерыва и, будто бы все в порядке, взяла свою сумочку и покинула фешенебельное здание офиса. Как бы пообедать, а на деле...

Точнее, я, понимая, что крупно влипла, сначала зашла в ближайшее кафе, выпила кофе, вкуса которого не почувствовала, и выскользнула через служебный выход на улицу.

Я не знала, куда пойду, я не знала, как быть в принципе, но не желала сдаваться. А вдруг получится? Вдруг? Больше всего в жизни я ценю свободу - и духовную, и физическую. Но если не буду бороться за нее, то кем я стану прежде всего в своих глазах?

Я долго ходила по городу, пытаясь запутать свои следы на случай, если за мной следят, и добралась до общежития ближе к девяти - почти счастливая, но невероятно уставшая. Мне казалось, что я провела безумного мужчину, который совершал немыслимые поступки, что у меня есть время, чтобы собрать вещи для отъезда обратно в деревню. Но лишь показалось...

Неладное я приметила сразу: двери моего бокса не были заперты, а лишь неплотно прикрыты, хотя я точно помнила, что закрывала. Но списав на то, что вернулись мои соседки, я прошла в нашу кухоньку, а затем в нашу спальную комнату...

— И как набегалась, мышка? — Вознесенский сидел на моей койке и листал книгу. Судя по корешку, явно мою.

У меня потемнело в глазах. Как?

— Мы явно не обговорили правила, мышонок, — мужчина плавно поднялся и направился в мою сторону.

Я отшатнулась и упала бы, если не вцепилась бы в косяк.

— Попытаешься снова сбежать, и тебе не понравится то, что произойдет, — снова ледяной тон, который выворачивает наизнанку всю душу и вымораживает надежду.

— Я же вам, — глотаю воздух, чтобы не задохнуться в собственном ужасе, — я же вам ничего не сделала...

— Итак, правила, мышка, — проигнорировав мои слова, он крепко стиснул мою талию одной рукой, а пальцем подцепил мой и приподнял, вынуждая смотреть ему в глаза. — Ты не предпринимаешь попыток сбежать, держишь язык за зубами и не рыдаешь - раздражает. И еще, — босс обвел красноречивым взглядом окружающее пространство, — переезжаешь. Тоже молча.

— Зачем я вам? — этот вопрос я крутила в голове целый день. Искала решение, копошилась в памяти, но ничего, потому что у меня за душой ничего нет. Место в общежитии, парочка дешевых вещей и диплом. Больше абсолютно ничего нет.

— Правильный вопрос, — Дмитрий Сергеевич кивнул. — Но отвечу ли я?

— Вы обязаны, — я просто поняла, что молчание и страх - не выход. И на смену им пришла злость, потому что все же у меня есть кое-что - свобода. Но ее пытаются отобрать, только я не позволю.

— Ах я обязан? Ну, хорошо, мышка, — он надо мной издевался, но мне плевать. К черту гордость. — Тогда слушай...

Босс наклонился ко мне еще ниже и, задевая своим горячим дыханием мои губы, произнес:

— Будешь моей... любовницей.

Мои глаза надо было видеть в этот момент! Я, конечно, не дура и догадывалась, но... Он сказал это так легко и непринужденно. Даже обыденно.

— Думаю, я не подхожу на эту должность, — осторожно подметила я, набравшись смелости.

— А кто подходит, а, мышка?

— Например, — я вспомнила его секретаршу: высокую, стройную, с грудью четвертого размера и такой же попой - совершенный шедевр пластической хирургии, — Ульяна.

— Уже давно планировал ее уволить, — мужчина сморщился, — а то мои партнеры каждый раз получают моральную травму.

Он шутит?! Серьезно?? Можно все, что было до этого, тоже будет шуткой? Можно? Пускай злой, неправильной и похоронно-черной, но я даже возьму и посмеюсь!

— Не знала, что у ваших партнеров столь нежное психологическое состояние... — я просто не знаю, как себя вести с человеком, у которого настроение меняется быстрее порывов ветра.

— Сам в шоке. Нет. Мне нужна именно ты. Я удовлетворил твое любопытство или что-то еще?

Так как мы до сих пор находились непозволительно близко, я почувствовала себя... странно. Он смотрел мне в глаза, при этом не давая отстраниться от своего тела - держал сильными руками за талию. Я чувствовала каждой своей клеточкой его силу и мощь.

— Да, еще один вопрос, — я тоже смотрю в его глаза, чтобы найти потом в них ложь. — Зачем мне новое имя? Для роли вашей любовницы, — тут уж я издеваюсь, да, — Виктория слишком простое имя? И надо называться именно Аделией? Может, я стану "Анжелой" или "Кристин"?

Мужчина хищно усмехнулся:

— А у мышки и мозги присутствуют.

— Мышка, — я снова злюсь, — умеет думать.

— Теперь не сомневаюсь, — смешок. — Я тебе отвечу на этот вопрос завтра. А теперь собирайся. У тебя пятнадцать минут и не секунды больше.

И Дмитрий Сергеевич меня резко отпустил, отчего я чуть ли упала, но вовремя успела удержать равновесие.

— Я не хочу переезжать никуда.

— А я у тебя спрашивал, что ты хочешь? — мужчина снова устроился на моей кровати как ни в чем не бывало и взял в руки книгу. Кажется, это была Агата Кристи "Убийство в восточном экспрессе". — Хотя знаешь, я никогда не пробовал секс в настолько экстремальных условиях. Тараканы, куча

студентов, стены и окна с отличной звукопроницаемостью и даже скрипящая кровать с торчащими пружинами. Представляешь, какой эротический массаж достанется твоей заднице?

Я вспыхнула, но не могла не опровергнуть:

— Здесь нет тараканов.

— Ты уверена? — он поднял голову и с ухмылкой на меня посмотрел. — А вон тот трупик в чашке чей?

Я чисто из принципа подошла к комоду, который находился у койки, и посмотрела на свой утренний чай... Да. В нем плавал мертвый таракан.

— Собирайся. У тебя осталось двенадцать минут. И бери самое нужное - остальное тебе не понадобится.

Почему у меня такое чувство, что я... тону? Тону в своих же ошибках. Или же не своих?..