Лорды Белого Замка - Элизабет Чедвик (Англия) Страница 29

От торжественности момента, от тишины, царившей под огромным сводом церкви Короля Эдуарда, Фульк испытывал благоговейный трепет. По выражению лиц стоящих вокруг него людей он видел, что и они тоже разделяют его чувства.

После помазания Ричарда облачили в королевские одежды. Шерстяную котту сменила мантия из пурпурного шелка, а вместо пары простых шосс явилась другая, расшитая крохотными золотыми леопардами.

Ричард приблизился к алтарю и, подняв корону обеими руками, вручил ее архиепископу. Фульк обменялся взглядами с отцом. Тот насмешливо поднял бровь, видя, как Ричард сам забирает корону, вместо того чтобы ждать соизволения Болдуина. Что бы ни подумал про себя архиепископ, он сохранял невозмутимое достоинство. Болдуин спокойно принял в руки монарший венец и возложил его на чело Ричарда, тем самым утвердив нового короля в священном сане правителя Англии.

После коронации последовал роскошный пир: недаром Марджори и остальные кухарки последние три дня трудились словно каторжные. Как и до этого на церемонии в аббатстве, женщин на пиру не было, даже в качестве прислуги. Жены и дочери мужчин, присутствовавших на коронации, во главе с королевой Алиенорой собрались на свое отдельное празднество в зале Руфуса.

Памятуя о том, что наутро должно состояться его посвящение в рыцари и что придется провести бессонную ночь в часовне, Фульк пил умеренно, хотя вино было отменным и лилось в изобилии. Однако им предстояло ночное бдение, и юноши понимали, что провалиться в пьяный сон за молитвами было бы настоящим святотатством. Поэтому даже Уильяму, который больше остальных братьев был подвержен соблазну пития, и то удавалось воздерживаться.

На протяжении всего пира дворяне подходили к почетному столу, принося дары новому королю. В числе дарителей оказался и Морис Фицроджер де Поуис.

Увидев его, Уильям застыл, словно пес, готовый драться за кость.

– Как только этот наглец посмел? – прошептал он, стис нув рукоятку столового ножа.

– Тихо, – предостерегающе ответил отец. – Он вправе поднести дары новому королю, так же как и любой другой из присутствующих. Думаешь, испортив пир скандалом, мы заслужим благосклонность Ричарда?

– Но король сейчас позволит Фицроджеру заключить вассальный договор в обмен на Уиттингтон, и тогда мы своих земель уже больше не увидим! – вскипел от ярости Уильям.

– Придержи язык! – прошипел ле Брюн столь же яростно. – Сейчас не время и не место. Меня это все задевает не меньше твоего, но я же сдерживаюсь. Наутро ты станешь рыцарем. Так и веди себя как взрослый мужчина.

Уильям набычился, но бросил нож на стол, недовольно сгорбил плечи и замолчал.

Фульк наблюдал за Фицроджером. Тот поклонился и вернулся на свое место. Что бы ни сказал их враг новому правителю, он не задержался выпрашивать милостей – пожалуй, это было мудро: сейчас Ричарда Львиное Сердце со всех сторон осаждали люди, соперничающие друг с другом за внимание и благосклонность короля. Вряд ли тот запомнит одну мелкую просьбу в череде многих других.

Пока Уильям кровожадно пожирал глазами Фицроджера, взгляд Фулька переместился дальше по залу, к помосту, и остановился на принце Иоанне, который сидел на почетном месте рядом с королем. Ричард был щедр и отдал своему младшему брату в жены Изабеллу Глостерскую, тем самым обеспечив Иоанну право на богатейшие земли в Центральной Англии и на юго-западе – на границе с Уэльсом. У Иоанна были все причины выглядеть довольным, хотя каким-то образом в выражении его лица по-прежнему сквозила едва уловимая раздражительность. Правда, Изабелла славилась скандальным характером, да и красотой не отличалась: вряд ли кому понравится двойной подбородок и пушок темных волос над верхней губой. Поскольку Иоанн всегда предпочитал хрупких девушек с льняными волосами, узкими бедрами и упругими ягодицами, Фульк сомневался, что принц получит наслаждение на брачном ложе.

Тут Иоанн повернул голову и встретился взглядом с Фульком. Словно два клинка скрестились, высекая искры из обнаженной стали. Фульк помедлил, затем опустил глаза, как того требовал этикет. Но это отнюдь не было проявлением смирения. Иоанн вполголоса отпустил какое-то замечание своему соседу, и тот рассмеялся. У Фулька непроизвольно сжались кулаки, ну точь-в-точь как у Уильяма при виде Мориса Фицроджера. Он медленно разжал их и сказал себе, что Иоанн того не стоит. Однако секунду спустя неосознанно поднял руку и провел пальцем по горбинке на носу.

Мод ле Вавасур сидела рядом с бабушкой в зале Руфуса и тыкала вилкой в кусок дельфиньего мяса, лежащий на плоской тарелке. Блюдо считалось изысканным деликатесом, но Мод терпеть не могла рыбу и ненавидела вообще все дары моря без исключения. Дельфинятину окружало красивое зеленое желе, украшенное ракушками. В раковинах по-прежнему обитали моллюски, и, чтобы их вытащить, прилагались серебряные булавки. Мод с отвращением и любопытством наблюдала, как бабушка извлекла серовато-коричневое существо из его обиталища, обмакнула моллюска в чашу с острым соусом и отправила себе в рот.

Хорошенько прожевав, Матильда деликатно промокнула губы льняной салфеткой.

– Восхитительно! – произнесла она.

Мод передернуло. Девочка мечтала, чтобы уже начали наконец подавать сладкое. Она была весьма неравнодушна к фруктам в меду и к жареным пирожкам с инжиром, но когда еще до них дойдет дело: бедняжке казалось, что пир тянется уже целую вечность.

Королева Алиенора и несколько придворных дам занимали почетный стол. Там восседали: тяжеловесная Изабелла Глостерская, недавно помолвленная с принцем Иоанном; Изабелла де Клер, наполовину ирландка, невеста Уильяма Маршала, графа Пембрука; Алиса Французская, которая, как считалось, должна была вскоре выйти замуж за короля Ричарда, хотя бабушка Мод как-то и упомянула по этому поводу свиней, которым вздумалось вить гнезда на вершинах деревьев. Мод тут же живо представила себе жирного борова, который опасно раскачивается туда-сюда под порывом ветра, сидя на высоком вязе. Да уж, тогда пришлось бы осторожнее ходить под деревьями – это вам не белка или ворона. Картинка получилась настолько забавная, что Мод чуть не хихикнула, но сумела превратить смешок в кашель раньше, чем схлопотала выговор за неподобающее поведение.

Вчера Матильда строго отчитала внучку за хулиганские замашки: подумать только, она испачкала платье и отвратительно вела себя, опозорив бабушку перед леди Фицуорин и ее сыновьями.

– Ну подумай сама: как отец тебе найдет достойного мужа, если ты будешь столь непристойно себя вести? – увещевала ее бабушка. – Да если бы твоя несчастная мать сейчас увидела тебя, она бы горько разрыдалась!

Мод снова потыкала толстый кусок дельфиньего мяса на тарелке. Когда девочка вспомнила об этом, вся ее веселость мигом улетучилась. Бабушка попыталась заставить внучку почувствовать вину, и ей даже это удалось, но лишь отчасти, поскольку в душе девчушки тлели негодование и обида. Ее покойная мать вечно рыдала, абсолютно по любому поводу: то оттого, что ей нездоровилось, то потому, что жизнь бедняжки была полна невзгод и трудностей, справиться с которыми ей недоставало сил.