Алое домино - Сильвия Торп Страница 29

Улыбка исчезла, холод в глазах остался.

— Что ж, если покороче, тогда вот что. Байбери слишком много и часто видят в вашем обществе. Впредь вы будете привечать его не более, чем того требует обычная любезность.

Такой безапелляционный приказ привел ее в бешенство, но ей удалось выдержать холодный тон: — И в чем же, скажите на милость, вы меня обвиняете?

— Пока только в глупости, но и глупость может причинить много вреда. Когда в клубах начинают держать пари на то, сколько времени потребуется Байбери, чтобы добиться у вас окончательного успеха, благопристойность с вашей стороны становится просто настоятельной необходимостью. Он более не появится в этом доме.

— А если появится?

— А если появится и вы примете его, то прямиком отправитесь в Глостершир. И останетесь там. Келшелл-Парк или Брук-стрит — выбор за вами, мадам. Мне это совершенно безразлично.

При такой угрозе ничего не оставалось, как через силу, но пообещать, ибо самая мысль о возвращении в дом деда наполняла ее сокрушительным ужасом. Нет, не может она отправиться туда. Не может! А с позором — тем более, потому что сэр Чарльз очень быстро докопается до причин ее возвращения, даже если Джеррен и не скажет ему. Возможно, он возьмется сам наказать ее, а вот ее намерения наказать Джеррена так и останутся неисполненными.

В тот вечер все в один голос упрекали ее за плохое настроение. Она вполуха слушала концерт, ради которого приехала, задумчиво кроша печенье в корзиночке, а потом, когда, покинув ротонду, все решили погулять в саду и насладиться теплым вечером, рассеянно приняла сопровождение капитана Байбери, но едва ли замечала, куда они идут.

Капитан пытался поддерживать ничего не значащий, беспечный разговор, но она отвечала изредка и невпопад, занятая мыслями об ультиматуме Джеррена и дилеммой, от которой, как ни старайся, было не уйти. Если она ослушается, он отправит ее в Глостершир, если подчинится, то не только лишится возможности унизить его своей местью, но и сама будет унижена, ибо все догадаются, что флирт с Байбери прекратился по приказу мужа.

— Боюсь, мадам, вы сегодня не в духе, — заметил, наконец, Байбери. — Вас что-то тревожит, не так ли?

Тон его, неожиданно серьезный, пробился к сознанию Антонии сквозь озабоченность, и она повернула голову.

— Да, — искренне призналась она, — и я прощу прощения за то, что позволила это заметить. Сожалею, но сегодня я для вас никуда не годная компания.

— Помилуйте, мадам, вы для меня всегда — самая лучшая компания, — откликнулся он с улыбкой, — но я упрекаю себя за то, что не смог поднять вам настроение.

Она вздохнула: — Тогда перестаньте себя упрекать, ибо это не ваша вина.

— Нет? — в его взгляде и тоне таилась насмешка. — Тогда, рискуя показаться назойливым, осмелюсь предположить, что эта вина вашего мужа? — Она напряглась и хотела было отнять у него руку, но он удержал ее, плотно закрыв своей. — Простите, ради Бога, простите! Я не имел права так говорить, но в начале сегодняшнего вечера вы не были в таком унынии.

Антония быстро огляделась: Люси и других было почти не видно, вокруг гуляли незнакомые люди. Она остановилась и повернулась лицом к нему.

— Он запретил мне принимать вас и выказывать какие-либо знаки внимания, кроме обычной вежливости. Возможно, мне и не следовало этого рассказывать, но я хочу, чтоб вы знали: не по моей воле дружбе нашей пришел конец.

Мимо прошла группка весело болтающих молодых мужчин и женщин. Байбери отвел Антонию к краю аллеи, в тень окаймлявших ее деревьев.

— А разве ей пришел конец? Значит, он ставит условия, а вы выполняете их — такое вот беспрекословное подчинение?

— У него есть средство заставить меня, — с горечью пояснила она. — Я подчиняюсь или возвращаюсь к деду в Глостершир, причем без малейшей надежды когда-либо вернуться обратно. А этого мне просто не вынести! В том доме я никогда не была счастлива.

— Причинять вам горе, — медленно произнес он, — я желал бы менее всего, но вы уверены, что это не пустая угроза?

— Совершенно уверена, — решительно заявила она и криво улыбнулась: — Так что, капитан Байбери, как вы и сами понимаете, о дальнейшей дружбе между нами не может быть и речи, и я надеюсь, вы не осудите меня за то, что я предпочитаю закончить ее таким образом и остаться в Лондоне, нежели как непослушная, наказанная школьница вернуться с опущенной головой в Келшелл-Парк.

Он умолк ненадолго. Под деревьями было слишком темно, выражения его лица, голубоватого пятна, обрамленного бледными от пудры волосами, было не разобрать, но ей почему-то казалось, что он смотрит на нее очень сурово и жестко.

— Мадам, я все понимаю, — произнес он наконец очень тихо. — Мы оба с самого начала знали, что так и будет, но я искренне не хотел, поверьте, чтобы все закончилось столь быстро. — Он бережно поднес ее руку к губам. — Это — прощальный поцелуй. Завтра мы уже не сможем встретиться снова.

С этими словами он опустил ее руку на свою и повел в том направлении, куда ушли все остальные. Теперь молчали оба, занятые своими мыслями. Антония была признательна ему за понятливость, но все же слегка раздосадована и уязвлена готовностью, с которой он принял свою отставку, но еще больше — его последними словами. Близкое их знакомство, возможно, и закончилось, но в достаточно светском кругу разве они никогда уже не смогут встретиться?

Свидетели ссоры между Реймондом Байбери и Джерреном Сент-Арваном в один голос подтвердили, что капитан намеренно спровоцировал ее. Они также единодушно решили, что истинная причина ссоры заключалась вовсе не в тривиальном разногласии, из-за которого все началось, а в распространившейся недавно сплетне, связывавшей имена капитана Байбери и миссис Сент-Арван, прочее же можно было счесть не более чем благовидным предлогом, уловкой с единственной целью — защитить репутацию дамы. Никто особенно не удивился, но все утверждали, что Байбери проявил почти самоубийственное безрассудство, рискнув вызвать на поединок человека, о котором ходила слава одного из самых искусных и опасных фехтовальщиков.

Ссора произошла на другой день после посещения театра, а поединок должен был состояться в Мерлибо-ун-Фиддс в семь утра через два дня. Новость быстро распространилась по всем светским клубам и игорным домам среди мужчин, которые, считая подобные вещи неподходящими для дамских ушей, оставили прекрасную половину благовоспитанного общества в полном неведении. У Роджера Келшелла, однако, были на сей счет свои соображения и он, желая, чтобы Антония знала о дуэли, послал на Брук-стрит лакея с запиской. Послание было доставлено Антонии горничной, когда она как раз одевалась к карточному вечеру у леди Брентфорд. Оно было кратким и содержало буквально следующее: «Дорогая племянница, Похоже, вы близки к тому, чтобы получить удовлетворение, коего так искренне желали. Как мне стало известно, осуществление давно заслуженного наказания будет иметь место завтра, в семь утра. Примите мои искренние поздравления.