Бытие - Дэвид Брин Страница 29

Некоторое время назад наступила ночь, и теперь батарейка его факела отказывала. Это наряду с крайней усталостью заставило Пэня Сянбина наконец прекратить поиски новых сокровищ в тайнике, обнаруженном под затонувшей виллой. К тому же в цилиндре почти кончился сжатый воздух, в груди горело от нырков в узкое отверстие, чтобы схватить первое, что попадалось на глаза.

«Ты умрешь, если не остановишься, – наконец сказал он себе. – И кто-то другой заберет сокровища».

Эта мысль придала ему решимости.

Но даже без дальнейших погружений дел еще хватало. Оторвав несколько полусгнивших половиц, Бин прикрыл ими найденное новое отверстие, уходящее под фундамент дома. Еще один нырок, чтобы присыпать доски песком. Наконец, свесив руку со своего самодельного плота, он немного отдохнул под тусклым светом четвертушки луны.

Разве мудрецы не советуют благоразумному человеку размазывать стремления, как мед по хлебу? Только алчный дурак пытается проглотить удачу за один раз.

Да, но разве его не искушает это сокровище? Некогда старательно спрятанное владельцем этой роскошной в то время виллы, унесшим с собой тайну своего подвала – из ненависти? – в самую комнату казни, расчленения.

Если его мозг или глаза, кожа и остальное пришли в банк органов, а потом на пересадку, кто-нибудь другой может вспомнить о тайной комнате. Мне повезло, что богач отправился на смерть, пылая гневом, никому не сказав, что будет затоплено поднимающимся морем.

Наконец Бин повернул к дому, преодолевая отливное течение, которое грозило утащить его к стоящим в гавани кораблям. Трудное путешествие: приходилось сидеть скорчившись на перевернутом полистиреновом блоке и грести, выписывая самодельным веслом восьмерки… пока дрожащие пальцы, вконец обессилев, не выронили его! Ночь поглотила весло, и бессмысленно было искать или бранить судьбу. Другое соорудить Бин не мог, поэтому со вздохом погрузился в грязные воды Хуанпу и поплыл; плот он тащил за собой на веревке, обвязав ее вокруг пояса.

Несколько раз как одержимый он останавливался, пересчитывал и закреплял тюки с добычей.

Повезло, что в фундаменте удалось спрятать мою прежнюю добычу, все эти трубы и отколотую черепицу, убрать, чтобы никто не увидел. Иначе пришлось бы тащить и их.

Заход луны сделал возвращение еще более трудным; приходилось плыть почти в полной темноте, при свете звезд. И, конечно, при блеске Восточного Шанхая, этой яркой галактики богатства, сверкающей и вспыхивающей за близкой морской стеной. Да еще при мягком свечении прилива – оно становилось особенно заметным, когда Бин проплывал мимо соседних участков, возвышавшихся в ночи, точно мрачные средневековые замки. Он старался порождать как можно меньше плеска, беззвучно минуя обрушенные стены и паутину сетей на столбах.

Сегодня Мейлин изумится тому, что я нашел.

Эта надежда придавала Бину сил, пока наконец не показался его участок: знакомый покосившийся дом загородил звезды. Бин так хотел побыстрее оказаться дома, что утратил бдительность… и едва избежал катастрофы.

Даже при слабом свете луны он заметил бы стаю медуз – вплывающее в залив облако пульсирующих зонтиков, лишь небольшую часть обширной колонии, заразившей Восточно-Китайское море, разраставшейся годы и делавшей бесплодными, безжизненными некогда обильные рыбой воды. Подгоняемая приливом, стая прозрачных тел и свисающих щупалец оказалась прямо на пути Бина.

Отчаянно загребая назад, Бин с трудом увернулся от столкновения с медузами и все равно при свете угасающего факела обнаружил, что его окружили отдельные отставшие от стаи особи. Уходя от одного центра стаи, он неизбежно приближался к другому. Он не мог избежать встречи с отдельными медузами и потому упорно отталкивался ногами в ластах… но почти сразу ощутил вспышки боли: щупальца задели бедро.

Беззащитный Бин забрался на куб, молясь, чтобы самодельный плот выдержал. Плот просел под его тяжестью, тело снова оказалось в воде, но здесь щупальца до него не дотянутся. Пока.

Работая в темноте ножом, Бин отрезал привязанный молочный кувшин, превратил его в весло – скорее в черпак – и начал трудный путь через трясину ядовитых существ. Ждать, пока скопление рассеется, нельзя: к тому времени течение унесет его далеко. Теперь, когда дом уже виден, применение грубой силы кажется лучшим выходом.

«Эти ужасные твари убьют всю рыбу в устье и утащат мои сети», – подумал он. Что может быть хуже? Его семье придется голодать. Может, не одну неделю. «Кто-то говорил мне, что их можно есть, если осторожно. Сварить в кунжутном масле? Говорят, кантонцы это умеют».

Звучит пугающе. Но, возможно, придется попробовать.

Последние сто метров превратились в нестерпимое страдание. Ноги и руки Бина жгло, щупальца больно обстрекали правую руку, прежде чем перед ним наконец появился главный вход в разрушенный дом. Конечно, вплывая в атриум, он ударился. Два мешка развязались, и содержимое рассыпалось по старому паркету. Но это уже было не важно. Вещи в безопасности, и их легко достать.

Весь остаток сил у Бина ушел на то, чтобы втащить наверх один мешок, потом осторожно пробраться по наклонной крыше и, наконец, попасть к дому-гамаку, где его ждали женщина и ребенок.

– Камни?

Мейлин смотрела на множество предметов, выложенных перед ней Бином. На востоке посветлело перед рассветом, тем не менее ей пришлось зажечь лампу, чтобы разглядеть небольшой клад; при этом она прикрывала огонь и говорила шепотом, чтобы не разбудить малыша. В слабом свете отчетливо выделялся шрам у нее на лице – след раны, которую она в детстве получила в ужасном хунаньском землетрясении.

– Ты радуешься камням?