Дай мне шанс - Саманта Винтер Страница 29

Только не заплакать, думала Кайли. Она собралась с духом, подняла голову и поглядела на Дэвида.

Он наконец-то смотрел на нее в упор: на ее красные от стыда щеки, блестящие от непролив- шихся слез глаза и трясущиеся губы.

Что за жалкое зрелище.

— Мистер Элсон, я вовсе…

— Вы отправляли конкурентам информацию. Это так?

— Так.

— Вон!

Он махнул рукой, указывая на дверь, которую несколько минут назад сам же и велел запереть.

— Вон, мисс Уильямс! С меня хватит вашего вранья. Это все.

— Дайте мне объясниться! — взмолилась Кайли.

— Нет. — И это было окончательное «нет». — Уходите. И ни слова больше.

Кайли встала (ноги были ватные, и она даже удивилась, почему они не подогнулись) и медленно пошла к двери. Открыв ее, оглянулась. Но Элсон повернулся к столу спиной, вместе с креслом, так что Кайли увидела только высокую кожаную спинку. Ну и ладно. Ну и пускай.

Глотая слезы, которые наконец-то полились из глаз, она вышла.

Дэвид стиснул шариковую ручку так, что в кулаке жалобно хрустнуло. Пластмасса не выдержала начальничьего гнева. Да черт с ней, с пластмассой. Что теперь делать со своим сердцем — вот что хорошо бы решить.

Он поступил, как и должен поступить начальник, уличивший подчиненного в промышленном шпионаже. Выгнал. С треском. Пусть мисс Уильямс скажет спасибо, что он не укажет настоящую причину увольнения ни в каких бумагах. Вообще-то за это под суд отдают. Тиммонс предлагал.

Дэвид Кайли пожалел.

Он не должен был ее жалеть — и все-таки делал это, потому что она ему нравилась, черт возьми, и он ее хотел — хотел для себя. А она улыбалась, отвечала на шутки, ходила с ним пить кофе — и все время непрерывно обманывала.

Может ли такое быть, что она кокетничала с ним специально, держалась вроде бы недотрогой, а на самом деле у нее имелись далеко идущие планы? Может ли быть, что Кайли Уильямс обманула его даже в этом — в искреннем восторге от совместного времяпрепровождения, в теплых словах, в коротких взглядах из-под пушистых ресниц? Говорят, что мужчины плохо разбираются в женщинах, им нужно все разжевать да в рот положить — и это, похоже, так. Дэвид, который считал себя специалистом по людским душам, людей вообще любил и сотрудничал с ними легко и весело, теперь не мог понять: ну неужели же Кайли его обманула? Всею собой?

Как может человек быть насквозь лживым, лгать в мелочах, обманывать по-крупному и между тем улыбаться ласково, и сама эта улыбка — ложь? Как теперь вообще можно кому-то довериться? Дэвид представил, что встречает однажды девушку своей мечты (после того как забудет Кайли, конечно) — темненькую, большеглазую, похожую на испуганного олененка, которая легонько красит губы бледно-розовой помадой и восхищается искусством ранних фламандцев. И он говорит ей какие-то нежные слова, а она щебечет что-то в ответ… И вот тогда-то он познает сполна, что значит недоверие! Он будет пробовать на зуб каждое ее слово, каждый шаг, каждый жест проверять станет — и все равно никогда до конца не уверится, что она играет с ним начистоту!

Он всегда будет помнить это октябрьское утро, когда позвонил Тиммонс и нейтральным голосом доложил о результатах расследования, и он, Дэвид, потом, не в силах идти в офис сразу, долго ходил по улицам, промок весь, отогревался в «Старбаксе» и потом снова бродил. А потом все-таки пришел в «Лаванду» и там еще тянул, медлил, и в какой-то момент понял, что все — ниточка лопнула со звоном, надо уже что-то решить.

Он решил и остался один. И никаких надежд не осталось.

Кажется, Шопенгауэр писал, что когда люди вступают в тесное общение между собой, то они напоминают дикобразов, пытающихся согреться в холодную зимнюю ночь. Им холодно, они прижимаются друг к другу, но чем сильнее они это делают, тем больнее колют друг друга своими длинными иглами. Вынужденные из-за боли уколов разойтись, они вновь сближаются из-за холода — и так все ночи напролет.

Дэвид чувствовал себя чертовым дикобразом. Ода.

Домой идти было нельзя: мать сразу все поняла бы, а ей знать о том, что произошло, не следует вовсе. Кайли отправилась бродить. Она ходила и ходила по улицам, пока день не перевалил за середину, а тогда остановилась и поняла, что ноги окоченели и руки тоже. Она зашла в ближайшее кафе, взяла большую чашку чая, выпила, не ощущая вкуса и чувствуя только, что чай горячий. Домой все еще было нельзя, и она поехала к Биггсу.

Она знала, что надо позвонить Джону и рассказать. Знала, что завтра придется вернуться в «Лаванду» и уволиться окончательно. Сейчас она не могла об этом думать. Она думала только о Дэвиде, о том, как он смотрел на нее, когда прогонял. Нашкодившую кошку гонят ласковее, да и не насовсем. Правильно, кошка всего лишь пакостничает, а не предает. Предательство — исключительно человеческая черта.

У Биггса в магазине почти никого не было; бродила сухонькая старушка, прислушиваясь к тиканью множества настольных часов. Через некоторое время старушка выбрала старый будильник и ушла, весьма довольная и будильником, и собой, а Кайли села на рассохшийся стул и посмотрела на Биггса большими печальными глазами. Тот не стал ничего спрашивать, кроме одного:

— Хотите кофе с имбирным печеньем?

И через некоторое время Кайли сидела с хозяином за столом, пила кофе, и печенье хрустело, и поднимался от чайника мирный парок. Биггс молчал, и через некоторое время Кайли сказала:

— Я сделала большую глупость. И поступила очень, очень нехорошо.

— Вас за это посадят в тюрьму? — спросил Биггс.

— Кажется, нет.

— Тогда все еще поправимо.

— Нет.

— Неисправимых ситуаций не бывает. Кроме смерти. Смерть уже никак не поправишь, а все остальное немножко можно. Украденную вещь можно вернуть, за оскорбление можно извиниться. Но я не думаю, что такая милая девушка, как вы…

— Вы меня совсем не знаете, — перебила его Кайли.

— Почему вы так думаете? Вы хорошо улыбаетесь и любите оранжевый цвет, и вам нравятся загадки, вроде того конверта с пустым листком. Не разгадали еще?.. Я вот думал, может, подержать его над свечкой?.. И вы хорошая. Только и хорошие люди могут ошибаться. Не печальтесь, вы можете все исправить.

— Разве можно исправить, если вы предали человека, которого… к которому…

Нет, Кайли не могла выговорить это вслух. Биггс, впрочем, и так понял.

— Вы подождите, не убивайтесь так. Все придет… само собой.

И тут в ее сумочке зазвонил мобильный телефон.

Кайли долго искала его, а он все звонил и звонил, и когда она его выудила из дальнего кармашка и посмотрела, то увидела, что звонит ее мать. Сердце сразу похолодело и странно стукнулось в грудь.

— Алло? — сказала Кайли, обмирая. — Алло, мам?