Жажда золота - Айрис Джоансен Страница 29

На следующий день Джейн сразу увидела, что в отношении Руэла к ней произошли какие-то перемены. Он почти не смотрел в ее сторону. Не выказывал даже тени той чувственности, которая выбила ее из привычной колеи, когда они оказались в вагоне махараджи. И все же в нем было что-то…

Первый раз он заговорил, когда они вместе возвращались к своим лошадям на закате солнца:

— Ты весь день нервничала. Что случилось?

— Ты не сможешь мне помочь.

— Откуда ты знаешь? Я весьма изобретательный парень. И мне удавалось находить выход из самых затруднительных положений.

Джейн повернулась к нему.

— Ты можешь остановить сезон дождей, который наступит на следующей неделе? — спросила она яростно. — Ты сможешь найти мне сотню рабочих, которые согласятся работать бесплатно? Ты можешь запретить махарадже торопить меня? Ты можешь…

— Этого я не могу, — прервал ее Руэл. — И ты не можешь. Поэтому почему бы не принять все так, как оно есть. Скажи махарадже прямо, что вы не успеете окончить строительство до начала сезона дождей.

— Тогда он не заплатит нам, — горько улыбнулась Джейн. — Если мы не выполним его условий, он разорит нас.

— Разве у вас нет контракта?

Джейн кивнула.

— В Казанпуре никакие контракты ничего не стоят. Мы все равно не в силах заставить его выполнить условия.

— Тогда почему вы вообще взялись за эту работу?

— Патрик считал, что сумеет заработать здесь большие деньги. — Она отвязала кобылу и вспрыгнула в седло. — Какое тебе дело до всего? Я до сих пор не могу понять, зачем ты продолжаешь приезжать каждый день.

— Ты в самом деле хочешь знать, почему я так самозабвенно работаю?

— Да. И ты ни разу не ответил мне.

— Я открою тебе причину. — Он помолчал и неторопливо сказал: — Мне хочется, чтобы мы попробовали с тобой ту позу, что видели на картине в вагоне махараджи.

Выражение его лица оставалось настолько бесстрастным, тон, которым он это выговорил, звучал столь обыденно, что Джейн не сразу смогла поверить в то, что она не ослышалась.

— Что? — переспросила она.

— В последние дни это стало навязчивой идеей. Я все время думаю только об этом. Как я коснусь твоей груди, как почувствую, что ты приняла меня в себя. — Его голос стал хриплым. — Как я буду двигаться взад и вперед сначала медленно, а потом все сильнее и глубже, так что ты вскрикнешь…

— Хватит! Я ничего не желаю об этом слышать, — перебила его Джейн, кусая губы. — Иди к Цабри, если тебе нужна женщина.

— Мне не нужна женщина, — медленно сказал он. — Мне нужна ты.

— Для того, о чем ты думаешь, сгодится любая женщина.

— Раньше я тоже так считал. Но теперь думаю по-другому.

— Тебе придется снова переменить свою точку зрения. Я не желаю… этого.

— А я могу заставить тебя возжелать меня. Тогда, у Цабри, ты откликнулась на мой зов. Это означает, что мы подходим друг к другу. — Он посмотрел ей в глаза. — Может быть, настолько, насколько ты даже и представить себе не можешь. Я не испугал тебя?

— Ты? — Джейн очень хотелось, чтобы тон ее звучал насмешливо. — Как ты можешь испугать меня?

— При обычных обстоятельствах — нет. Но ты ведь не обычная женщина. Ты привыкла к своей независимости. И боишься потерять ее. Тебя пугает, что я могу заставить тебя подчиниться.

— Я вообще не думаю о тебе. У меня нет времени заниматься такими глупостями.

— А я вот думаю о тебе постоянно. И чем дольше на тебя смотрю, тем труднее мне восстановить равновесие в душе. Вот почему я решил, что с этим пора что-то делать. — Он беспечно улыбнулся. — Сказать тебе, что именно?

— Иди к Цабри, — в отчаянии отозвалась Джейн.

— Ты и только ты, — сказал он нежно.

Джейн стиснула поводья.

— Мне с самого начала не следовало позволять тебе работать на строительстве.

— Почему?

— Потому что для тебя это — развлечение. А для меня — больше, чем жизнь.

Каждый день видеть Руэла рядом с собой — все равно что всматриваться в мерцающие глубины волшебного хрустального шара, который показывали на представлениях труппы бродячих артистов, и, затаив дыхание, следить за игрой лучей, ошеломляющих вспышками света и цвета. Странная щемящая боль появилась в груди Джейн при мысли о том, что она сейчас одним ударом отсечет от себя все эти завораживающие видения. Но чувства, которые охватывали ее при виде Руэла, начинали занимать слишком много места в ее душе. Она не может позволять себе такого.

— Я не буду твоей, Руэл. Забудь об этом.

— Нет, будешь. И мы насладимся близостью, каждой минутой, проведенной вместе. — Он увидел, что она собирается что-то возразить, и поднял руку. — Я не буду ни грубым, ни жестоким, ни… поспешным, Джейн.

Его слова заставили всплыть в памяти Джейн картину того, как в заведении Цабри, совершенно нагой, он откинулся на кровати и ленивым движением потер одной ногой о другую.

Странное стеснение в груди не давало ей перевести дыхание. Почему-то не хватало воздуха.

— Я не буду наслаждаться…

— Будешь, черт возьми! — Сдержанная холодность вдруг исчезла. Голубые глаза сверкнули синим пламенем. — Я не из тех мужчин, которые приходили в публичный дом, где ты выросла. Я — Руэл Макларен. И ты будешь ощущать это каждую минуту, когда я буду с тобой.

Еще одна картина сама собой всплыла в памяти: как он поднимался навстречу ей с кровати…

Краска залила ее лицо.

— Хватит говорить о том, что…

— Хорошо. Не будем. — Он смотрел прямо перед собой и говорил быстро и жестко. — Но я буду думать об этом так же, как и ты. Желание иссушает меня. Знай, что каждый раз, когда я бью молотом о костыль, я думаю о тебе. Каждый раз я думаю о том, что вхожу в тебя. — Его голос стал еще более хриплым. — Ив каждый удар я вкладываю всю свою силу и мощь, потому что хочу войти как можно глубже. — Он тронул ногами своего жеребца, пуская его в галоп. — Помни об этом, Джейн.

Джейн услышала удар молота по костылю.

И этот удар вызвал сразу ответную дрожь во всем теле.

«Я слышала этот звук тысячу раз, — попыталась убедить она себя. — И никогда не обращала на него особого внимания».

Но после того, что ей сказал Руэл, она уже не могла не замечать его. Соски ее грудей болезненно ныли в ответ. И каждое прикосновение к рубашке вызывало в теле волну жара.

Руэл снова взмахнул молотом. Мышцы на его руках, на спине, на груди напряглись и отливали золотом.

А потом молот со страшной силой обрушился на костыль, и он сразу на несколько дюймов вошел в землю.