Иезуит - Алекс Кейн Страница 29

— Боюсь, что нет. Как минимум в трех местах Священного Писания утверждается, что Земля неподвижна, а Солнце вращается вокруг нее. Так что не тешьте себя напрасными надеждами.

Ученый гордо вскинул голову и улыбнулся.

— Пройдут годы, и все увидят, что я был прав. Господь избрал меня, чтобы нести в мир свет научной мысли!

* * *

Конечно, не любовь к театру толкнула Стефанио вторично пойти на спектакль труппы Федели. Его живо заинтересовала актриса, так артистично сыгравшая влюбленную Изабеллу.

В следующую субботу он отправился к мосту Святого Ангела. Это монументальное сооружение, украшенное статуями апостолов Петра и Павла, а в данный момент еще и парой подвешенных на шестах трупов, соединяло Рим с Ватиканским холмом, где располагалась зимняя резиденция Папы.

На площади возвышался помост все с тем же задником. Все было, как и в прошлый раз: актеры перед спектаклем прошли по сцене, потом выскочил Арлекин, за ним последовали влюбленные.

Стефанио жадно ловил каждое движение девушки. Ему нравилось в ней все — и черные блестящие глаза, и яркие чувственные губы, и волосы цвета воронова крыла, и голос с глубокими, грудными интонациями, и полные достоинства манеры, и даже светло-синее шелковое платье с широкой юбкой. Он смотрел на нее и ощущал, как теплая волна желания поднимается к груди.

Уходить после спектакля Стефанио не спешил. «У этой девицы наверняка нет недостатка в поклонниках, — размышлял он, — и пустыми ухаживаниями ее не покорить. Значит, надо придумать что-то необычное… Ха, экзальтация! Это как раз то, что нужно».

Он обошел помост и встал так, чтобы видеть уходящих актеров. Пока они не появились, Стефанио постарался отрешиться от шума и суеты вокруг. Через несколько минут щеки его порозовели, а в глазах появился восторженный блеск.

«Изабелла» вышла одной из первых. Он бросился к ней и с поклоном сказал:

— Синьорина, я восхищен вашим талантом! Позвольте сопроводить вас, дабы успеть выразить все то, что я имею сказать.

Девушка насмешливо выгнула брови и кивнула на стоящую поблизости повозку.

— Благодарю, синьор, но меня ждет коляска.

Стефанио быстро взглянул в указанную сторону — в повозке никого, кроме кучера, не было. Он порывисто наклонился, выдернул из-за голенища кинжал, который всегда носил с собой, и приставил к шее.

— Клянусь, синьорина, я перережу себе горло, если вы не позволите вас сопровождать.

Она с удивлением взглянула на пылкого поклонника и рассмеялась.

— Ох, сколько страсти. Что ж, если это для вас столь важно, извольте.

Через несколько минут они уже сидели бок о бок в коляске, и Стефанио горячо говорил:

— Я приехал из Венгрии, синьорина, и раньше никогда не видел таких спектаклей. Ваша игра поразила меня до глубины души. Я даже подумываю, не пойти ли и мне в актеры.

Конечно, делать этого он не собирался, ему хотелось лишь польстить прелестной артистке.

— Кто вы? — спросила она с едва уловимой насмешкой.

— Меня зовут Стефанио Надьо. Не назовете ли и вы свое имя, божественная синьорина?

— Лукреция. Лукреция Риччи.

Всю дорогу Стефанио превозносил и игру Лукреции, и ее красоту. Она недоверчиво улыбалась, но не прерывала. Ей явно было приятно, что он отдает должное ее таланту.

Вскоре они прибыли на площадь Минервы, где позади доминиканского монастыря, на улочке, столь узкой, что она даже не имела названия, приткнулся покрытый желтой штукатуркой домик девушки. Проводив ее до самых дверей, Стефанио взмолился:

— Позвольте мне надеяться, что я скоро увижу вас снова.

— Мы даем спектакли каждую неделю. Следующий будет в субботу на площади…

— Нет-нет, синьорина Лукреция, это невыносимо долго. Прошу вас, назначьте день поближе.

Сверкнув глазами, она ответила:

— Что ж, рискну с вами встретиться еще раз. Скажем, на святого Бернардо, вскоре после полудня… Ждите меня здесь.

— Благодарю, о, благодарю!

Стефанио был на все согласен, лишь бы видеть чудный взгляд ее угольно-черных глаз. Девушка ушла, а он еще долго стоял, глядя на свечу, горевшую в окне ее дома. Впервые с момента смерти Агнешки он чувствовал себя счастливым.

«Скоро вы станете моей, прекрасная синьорина».

Лукреция Риччи родилась во Флоренции, в семье торговца вином, представителя древнего, но давно обедневшего дворянского рода. Она была старшим ребенком в семье, кроме нее супруги Риччи имели еще трех дочерей и двух сыновей.

Несмотря на яркую внешность и непокорный характер, Лукреция была романтической натурой и с детства мечтала о настоящей любви. И поэтому, когда в пятнадцатилетнем возрасте отец стал ее сватать за обеспеченных, но не милых ее сердцу соседей, девушка решительно отказалась выходить замуж.

— Подожду, пока Господь подарит мне настоящее чувство, — решительно заявила она.

Родительские увещевания не нашли отклика в ее сердце, и настал момент, когда терпение отца закончилось. Последовала бурная ссора, после которой Лукреция покинула родной дом и переехала в Рим к старой тетке. Она поступила в театральную труппу Федели, а в свободное время шила на заказ. К моменту знакомства со Стефанио девушка неплохо зарабатывала и вела весьма независимый образ жизни.

Стефанио ей понравился. Он был на удивление красив, пылок, имел изысканные манеры и, что немаловажно, оценил ее актерский талант. Сердце Лукреции затрепетало: может, она дождалась наконец своего счастья?

Галилей оставался в Римской коллегии две недели и прочитал четыре лекции. За это время они со Стефанио не раз встречались в огромной библиотеке университета. По традиции всех общественных библиотек книги здесь во избежание воровства приковывались к полкам цепями, достаточно длинными, чтобы можно было с комфортом читать за столом. Ученый нередко использовал какой-нибудь фолиант, объясняя подробности своей теории.

— Я уверен, друг мой, — говорил он, тыкая пальцем в пергаментные страницы, — что у Вселенной нет края, и вся она равномерно заполнена звездами. Их очень много, и расстояние до них огромно. Жаль, что не все разделяют мое мнение.

— Какое вам дело до всех, профессор?

— Конечно, мне безразлично, что думают невежды, но я ценю мнение каждого думающего человека. У меня есть коллега, немец Иоганн Кеплер, большая умница, скажу я вам. Так вот, он, как и я, полагает, что в центре мира находится Солнце, что планеты благодаря своим природным свойствам обращаются вокруг него, но не верит в бесконечную Вселенную и считает звезды краем мира.

— А что за ним, за этим краем?

— В том-то и дело, что ничего, — горячо ответил ученый. — А разве такое может быть? Но герр Кеплер говорит, что при бесконечном количестве звезд небо не может быть темным, ибо в любой его точке взгляд наткнется на звезду. И ведь он прав. Я пока никак не могу объяснить этот парадокс.