Мэри Поппинс для квартета - Тереза Тур Страница 29

Сергей, чутко уловив, что меня сейчас лучше не трогать, молчал всю дорогу. Время от времени вопросительно на меня посматривал, но…

Что же меня выбило из состояния позитива? Я ведь так старательно его в себе лелею? Не может же быть, чтобы самое роскошное платье в моей жизни… Так не подходящее мне. Не по фигуре — тут то проблем не было. Может, в нем была уже не я? А кто-то, изменившийся за эти несколько дней, кому стало тесно в том хрустальном мирке, куда по сути не было входа никому, кроме дочери и кошки?

А теперь что? Как бы не закончилась история о том, как училка певцов спасала, в тех рамках комфорта, что я себе задала, мне будет не так. И я не знала, как к этому относиться. Честно сказать, я была в такой же растерянности, как в тот момент, когда пришел муж (тогда еще самый любимый человек на свете, единственный и обожаемый) и сообщил мне, что полюбил другую. Как-то подобные переживания не доставляли мне удовольствия. А ведь еще и Маша. Ее планы на жизнь. Тренер по скайтборду, преподаватель по вокалу — и все это легко, не напрягаясь обеспечили солисты Крещендо. И главное, с искренним удовольствием.

Страшно. Страшно поверить, что все это — на самом деле. И я могу остаться и вписаться в эту жизнь, брызжущую энергией и манящей легкостью.

Скомканно распрощавшись с Сергеем, я зашла в дом. И сразу попала в объятия совершенно счастливой дочери:

— Мамочка! Спасибо-спасибо-спасибо! Прости-прости-прости! Я… я… Мамочка, ты же не злишься?

И я не смогла, глядя в эти сияющие глазенки, сказать злобно: «Злюсь!»

Память об утреннем испуге, сомнение, раздражение — все испарилось. Даже план жестко отчитать Я видела сияние глаз, счастливую мордочку и ликование.

И… что мне делать? Вот что?!

Хорошо, что есть великий принцип великой Скарлетт. «Я подумаю об этому завтра». И дополнение от меня лично. «Если засну, конечно».

Даже во сне я чувствовала ликование — у меня получилось. Я спала. И такое счастье, ни с чем не сравнимое!

— ААААААААААААА!!!!!! — ворвался в мой замечательный, спокойный, желанный сон высокий, мужской, громкий и хорошо поставленный голос. Очень испуганный голос.

Меня просто снесло с кровати. Я вылетела в коридор, пытаясь понять: кто я? Где я? Что происходит.

И…

16-2

Я скатилась по лестнице, добежала до, прости Господи, туалета на первом этаже и обнаружила там Артура, прислонившегося к стене и сладострастно вопящего на одной ноте.

Но — чтоб его — очень громко.

— Что? Что случилось? — я схватила певца за плечо и потрясла.

Лоб белый. Испарина. И глаза такие, что кажется — вот-вот в обморок упадет. Перегарище на весь дом! Пальцем тычет в сторону приоткрытой двери и вопит.

К нам тем временем присоединились и Машка, закутанная в одеяло, и Инна Львовна, перепуганная и сжимающая в руках топор.

Вот это правильный подход. Отнять что ли и выключить этот непрекращающийся звук. Как он дыхание-то берет?! Сказано, хорошая школа вокала!

Видимо, почувствовав мой посыл, певец замолчал.

— Там… Там… — Артур смог заговорить и прошептал, тыча пальцем в сторону туалета.

Я резко распахнула дверь.

На горшке, с совершенно несчастным, просто оскорбленным видом сидела потрясенная подобной беспардонностью Клеопатра. Взъерошенная, хотя на ней и шерсти, как положено сфинксу и не было, уши — самолеты в разные стороны, морда вся в трагическую складку. Глаза горят укором.

— Бедняжечка, солнышко, — подхватила на руки кошку Машка и прижала ее к себе. — Этот гадкий человек тебя перепугал.

— Артур, что вы вытворяете? — строго спросила певца Инна Львовка.

— Что? Это я?! Я вытворяю?!

— Вы перепугали трепетное, тактичнейшее создание своими воплями.

— Я… Я перепугал, — певец утер пот со лба. — Да я чуть с ума не сошел, когда открыл дверь — и… Трепетное?

Он кивнул на нашу кошку, которая посмотрела на него надменно. Она уже пришла в себя и была выше человеческого несовершенства.

— Понимаете, — я потихоньку стала соображать, в чем дело. — Клео — существо очень рафинированное и деликатное. Она, чтобы никого не беспокоить, пользуется удобствами исключительно ночью. И всяко не ожидает, чтобы кто-то нетрезвый и громкий тревожил ее покой.

— Ее покой? — снова заорал тенор. Не, ну, консерваторскую постановку голоса зачем показывать в два часа ночи? — Я пришел. Чтобы не оставаться одному ночью. Потому что…

— Дома тишина, — ядовито продолжила я. — Что-то это мне напоминает.

— А? — спросил певец.

— Получается, вы и не остались, — я кивнула на нашу дружную женскую компанию, что составляла глухой ночью компанию… похоже, уже трезвому певцу.

— Вы издеваетесь?

— Нет. Просто очень хочу спать.

— Откуда тут это?

— Это Клеопатра, моя кошка.

— Почему она такая… страшная.

Солиста реально подколбашивало. Вон и ручки трясутся как.

— Клео не страшная. Она — совершенство! — завопила Машка. Вот еще один вокалист с хорошими данными. Нет, до Артура ей пока, слава богу далеко, но…

— Давайте все перестанем кричать, — распорядилась я. — Маша, бери Клео и идите к себе. Клеопатра, я приношу извинения. Артур испугался…

— Я вообще решил, что это белая горячка ко мне пришла. Что все.

— Артурушка, — всплеснула руками Инна Львовна, — разве можно тебе пить. Да еще и столько? Что скажет мама…

— Это наша кошка, — повторила Машка. — А вы ее испугали.

— Маша — идите. Артур, у вас же есть, во что здесь переодеться? Идите, принимайте душ, приводите себя в порядок. Я вас в гостиной жду.

— Вам сварить кофе? — спросила у меня Инна Львовна.

Я махнула рукой. Спать — это не про меня. Это про мою неразделенную, практически трагическую любовь. Так хоть вкусного кофе напьюсь:

— Давайте.

Я уже переоделась, пила себе кофе, как появился Артур.

— Я приношу извинения за… подобное.

Кивнула ему на столик, где заботливой Инной Львовной были расставлены пару бутылочек минеральной воды, стакан и таблетка чего-то шипучего.

— Присоединяйтесь, барон.

— Парни меня засмеют.

— А вы им собираетесь рассказывать? — удивилась я.

— Но вы… И Маша. И Инна Львовна…

— А еще Клео, которая может пантомимой изобразить все, что происходило, — рассмеялась я.

— Вы не злитесь? — он подошел осторожно и кинул таблетку в стакан.

— Злюсь, конечно, — удивленно посмотрела я на него. — Вы лишили меня самого драгоценного — сна.