Курок - Пенелопа Дуглас Страница 29

Дэймона единственного признали виновным в совершении преступления сексуального характера. В глазах обывателей приговор получился крайне несправедливым, потому что их баскетбольная звезда, их золотой мальчик всего лишь занялся сексом с девушкой по обоюдному согласию, просто она была на пару лет младше разрешенного для этого возраста. Подумаешь, пустяк.

Эй, в некоторых штатах шестнадцатилетние уже считаются достаточно взрослыми, разве нет?

Это формальность.

Что он вообще такого плохого сделал? Сколькие из нас занимались сексом в том же возрасте?

Не ломайте ему жизнь. Он же не причинил ей вреда.

Эй, девчонке, похоже, вполне понравилось.

От такого потока негатива было тошно. Другие девушки тоже заявляли, что он ими воспользовался, но под конец они поддались натиску общественного мнения. В итоге ситуация стала примером несовершенства судебной системы, в то время как «настоящие» злодеи разгуливали на свободе. А я испортила жизнь молодому человеку. Не велика разница.

Все, что люди увидели на той записи, – как я охотно целовала его. Трогала. Обнимала.

По их мнению, я этого хотела, а он был «мужиком». Однако они понятия не имели, что на самом деле происходило на видео. Они не знали, что Дэймон сделал, чтобы получить от меня желаемое.

Звук шагов приблизился ко мне, я почувствовала аромат маминых духов.

– Уинтер, – произнесла она спокойно. – Неужели ты думаешь, будто ему действительно было необходимо жениться на представительнице нашей семьи, чтобы получить все, чего он хотел? Дэймон в любом случае мог беспрепятственно пригрозить Этану, лишь бы удержать тебя «под колпаком» в Тандер-Бэй. Или пригрозить нам, твоим бабушкам и дедушкам, друзьям. Они бы все равно разыграли все по-своему, потому что у них есть деньги, а у нас нет ничего.

«По вине моего отца», – закончила я за нее.

Да, я это знала. В какой-то мере она была права.

В этот момент я тоже его ненавидела. Мы оказались втянуты в этот бардак не из-за отцовских преступлений – Дэймон нашел бы другую лазейку, не сработай эта. Я ненавидела отца за то, что он сбежал.

Теперь Гэбриэл Торренс и его сын могли делать с нами все что угодно. Учитывая их репутацию, я старалась не думать о том, насколько плохо это могло обернуться, иначе меня бы стошнило.

– По крайней мере сейчас, – продолжила мать, – нам есть к чему стремиться. Есть свет в конце тоннеля.

Выплата за развод? Она что, настолько глупа? Дэймон постарается, чтобы Ари забеременела, и выхода уже не будет!

– А что, по-твоему, мы должны будем делать, пока этот год не пройдет? – с вызовом бросила я.

Что я должна делать, если она решит переждать, день за днем, неделю за неделей?

– Мы будем выживать, – ответила мама.

Выживать.

Ты имела в виду «покоримся»?

Спустя несколько секунд я ушла из столовой, поднялась наверх и закрылась в своей спальне с Михаилом до конца дня. Его я покормила, но сама от ужина отказалась. Все равно была не голодна. Я выбралась из своего укрытия лишь ненадолго, чтобы искупаться.

Я не могла принять решение за мать, однако и она не могла решать за меня. Ни при каких условиях я не пойду на крайности ради выживания. Мне были известны собственные возможности, и я не позволю ему вновь загнать меня в тот же угол. Если до этого вообще дойдет. Надеюсь, я найду способ сбежать раньше.

* * *

Через несколько часов я проснулась в своей комнате, с трудом разомкнув отяжелевшие веки. Воздух казался прохладнее, чем обычно.

Уже шесть? Мой будильник не сработал.

Я протянула руку и нажала на кнопку будильника, стоявшего на прикроватном столике. Электронный мужской голос произнес громко и четко:

– Два часа тринадцать минут.

– Два-тринадцать? – выдохнула я.

Я закрыла глаза в надежде опять уснуть, но мой мозг уже работал и оценивал обстановку. За окном стояла тихая ночь. Ни дождя, ни ветра, хотя в следующем месяце уже, вероятно, пойдет снег. Позволив себе на мгновение потосковать по нему, я вновь ощутила груз всех наших проблем. Мне хотелось замедлить время, а не ускорить.

Зиму я любила. И не только из-за своего имени  ^[5]. Это праздничный сезон, и такие радостные моменты делали меня счастливой. Я всегда украшала свою комнату, потому что до сих пор могла ощущать гирлянды, рождественские венки и запах хвои, слышать музыку из снежных шаров. Правда, пока сомневалась, последую ли традиции в этом году. Моя гордость оставалась непреклонна, я отказывалась извлечь пользу из сложившейся ситуации. Если повезет, праздник я встречу не в нашем доме.

Я перевернулась на другой бок, поправила подушку под головой и вытянула ноги, почувствовав гладкую, прохладную поверхность простыни вместо тепла.

Стоп. А где…

– Михаил? – позвала я, распахнув глаза и подняв голову.

Пес обычно спал у моих ног. Сейчас его на кровати не оказалось. Прислушиваясь, я ожидала различить в тишине ночи звон ошейника, раздававшийся, когда пес поднимался на зов. Но в ответ ничего не произошло.

– Сюда, мальчик. – Я несколько раз пощелкала языком, подзывая Михаила.

Он не мог сбежать, ведь я заперла дверь.

Но потом я почувствовала какой-то масляный, сладковатый запах. Сев на кровати, сбросила с себя одеяло. Мой пульс начал учащаться.

«Нет, неужели она…» – простонала я мысленно.

Я подошла к столу, провела пальцами по керамическому чайнику – с чаем, судя по аромату, – и блюдцу с круассаном. Мать все-таки зашла ко мне, чтобы принести еду.

Подойдя к двери, я обнаружила, что та осталась открытой. Серьезно, запираться, наверное, бесполезно. Если Дэймон потеряет ключ от всех дверей, он может, ну, выбить их, например… Но я все равно не могла не запирать замок, поэтому…

Высунув голову в коридор, я прошептала:

– Михаил?

Ничего.

Я нахмурила брови. Он всегда отзывался, когда я звала его. На улицу он выбежать не мог, только если дверь не откроют.

– Михаил? – позвала я громче.

Тихо шагнув в коридор – половицы слегка скрипнули под моим весом, – я положила левую руку на перила и пошла вдоль них. Был слышен лишь перезвон хрустальной люстры из-за гулявших по дому сквозняков. Под ногами лежали мягкие ковры, впереди мирно тикали напольные часы.

Я бы услышала лай собаки, или рык, или внезапное движение в кровати, если бы что-то заставило его нервничать, да? Михаил всегда оставался начеку. Дома никого не было кроме мамы, сестры и меня.