Тихая гавань - Даниэла Стил Страница 28

– Я всегда любила Теда, – уклончиво ответилаона. – Влюбилась с первого взгляда и совершенно потеряла голову. Меняпоражало его упорство, то, как он всегда шел к поставленной цели. Ничто немогло отвлечь его. Такими, как Тед, можно только благоговейно восхищаться.

Все остальное для Офелии не имело значения. Она привыклапринимать его таким, каков он есть. И считала, что так и должно быть.

– А какая цель в жизни была у вас, Офелия?

– Стать его женой, – с печальной улыбкой ответила она. –Больше я ни о чем не мечтала. Когда это случилось, мне казалось, я умерла ипопала на небеса. Хотя, конечно, порой бывало тяжело. Мы годами сидели безденег. Эта борьба длилась почти пятнадцать лет… А когда на нас вдруг свалилосьбогатство, оказалось, что мы попросту не знаем, что с ним делать. Для нас обоихденьги не играли особой роли, во всяком случае, для меня. Я бы любила егоничуть не меньше, если бы у него не было ни гроша в кармане. Мне нужен былтолько он – мой Тед.

Он был для нее и царь и бог. Офелия жила только ради Теда. Иради их детей.

– А он находил время бывать с вами, с детьми? –осторожно спросил Мэтт.

– Иногда. Когда оно у него появлялось, конечно. Видители, он всегда был страшно занят – у него ведь было много куда более важных дел.

Офелия до сих пор благоговела перед Тедом. Во всяком случае,больше, чем он заслуживает, решил про себя Мэтт.

– Что может быть важнее жены и детей? – простосказал он.

Но он был совсем другой, чем Тед. Впрочем, Офелия тоже малопоходила на его бывшую жену. В сущности, она обладала всем, чего недоставалоСалли, – душевной теплотой, благородством, беззаветной преданностьюлюбимому человеку. Мэтт готов поклясться, что в ней нет ни Капли эгоизма. Она сголовой погрузилась в собственное горе, на оплакивала его, не себя. И Мэтт этопонимал – в конце концов, он знал, что такое потерять близких. Может быть»оглушенная этим двойным несчастьем, Офелия и невнимательно относилась к дочери,но она хотя бы была достаточно честна, чтобы сознавать это и испытывать мучительныйСтыд перед Пип.

– Ученые – они не такие, как все, – терпеливообъяснила Офелия. – У них все по-другому: они и мыслят, и чувствуют не какдругие люди. А Тед был необыкновенным человеком.

Она явно выгораживала его, но Мэтту, мягко говоря, непонравилось то, что он услышал. Он сильно подозревал, что покойный докторМакензи был самовлюбленным эгоистом и к тому же плохим отцом. Но Офелия невидела этого. Или просто не хотела видеть. В конце концов, смерть – совсем нето, что развод. Часто в глазах любящей жены покойный окружен ореолом святости.Да и вообще как-то не хочется вспоминать о плохом, когда человека уже нет насвете. Иное дело развод – тогда недостатки бывшего супруга в наших глазахвырастают до поистине чудовищных размеров, с годами превращаясь едва ли не впороки. Когда любимый уходит из жизни, в памяти остается только хорошее. Илишить его этого сияющего нимба над головой было бы жестоко по отношению кОфелии. А Мэтт искренне жалел эту женщину.

Они проговорили до поздней ночи. Говорили о детях, о Салли иТеде, вспоминали свое детство. Сердце Офелии болезненно ныло при мысли ожестокости, с которой Мэтта отлучили от детей. Тоскливое выражение его глазподсказывало, чего ему это стоило. Даже странно, как он еще не потерял веру влюдей, думала она. Да, жизнь предъявила ему высокий счет. Она подозревала, чтотут не обошлось без каких-то махинаций со стороны его бывшей жены. Трудноповерить, что дети в таком возрасте вдруг ни с того ни с сего отказались видетьотца. А вот если представить, что кто-то позаботился очернить его в их глазах,тогда многое становится понятно. Наверняка тут не обошлось без Салли, решилаона. Однако Мэтт явно не собирался воевать с прежней женой. Для него война сней закончилась много лет назад. Мэтт сложил оружие, и только слабая надежда нато, что в один прекрасный день он, возможно, увидит своих детей, давала емусилы жить дальше. Дни уныло тянулись один за другим. Сейф-Харбор и для неготоже стал тихой гаванью.

Мэтт уже собрался уходить, когда в голову ему пришланеожиданная мысль. Вернее, она мучила его весь вечер.

– Вы любите плавать под парусом? – осторожноспросил он, и в глазах его засветилась надежда.

Кроме живописи, это была единственная его страсть. К тому жеона отвечала его всегдашнему стремлению к одиночеству.

– Давно уже не плавала, а раньше, много лет назад,очень любила. Еще ребенком, когда мы проводили лето в Бретани, то часто ходилипод парусом. А потом в Кейп-Коде, когда училась в колледже.

– У меня в бухте маленькая яхта, время от времени явыхожу на ней в океан. Если вы не против, я был бы счастлив взять с собой васобеих. Яхта, правда, так себе – просто старая шлюпка, которую я починил, когдаприехал сюда в первый раз.

– Я бы с радостью. Так здорово выбраться куда-нибудь,да еще вместе с вами! – просияла Офелия.

– Ладно. Так я позвоню вам, когда в следующий разсоберусь поплавать, – пообещал он.

Мэтту почему-то стало приятно, что она тоже любитокеан, – ведь это еще одно, что их объединяет. Ему было хорошо с ней. Дажесейчас жизненная сила била в ней ключом. А как вспыхнули ее глаза, когда Мэттпредложил ей составить ему компанию!

Когда-то давно друзья пару раз приглашали Офелию и Тедапоходить вместе под парусом, но Тед терпеть этого не мог. Он вечно жаловался –то ему холодно, то сыро, к тому же его постоянно укачивало. А вот Офелию нет. Ихотя она никогда бы не сказала об этом Мэтту, но ей с детства твердили, что изнее мог получиться отличный яхтсмен.

Когда за Мэттом захлопнулась дверь, часы показывали ужедалеко за полночь, но Офелия не чувствовала усталости. Она была радостновозбуждена. Вечер, который они провели вместе с Мэттом, согрел их души теплом,которого им так не хватало, хотя ни один из них этого не понимал. Оба отчаяннонуждались если не в любви, то "хотя бы в друге. Дружба – вот во что ониоба пока еще верили. И теперь они ее нашли. Пип, познакомив мать с Мэттом, саматого не подозревая, оказала обоим услугу, которую трудно переоценить.

Потушив внизу свет, Офелия крадучись заглянула к дочери. Иулыбнулась. Мусс, который, как обычно, дремал возле кровати, даже не поднялголовы, когда она подошла. Откинув с лица дочери огненно-рыжие кудри, Офелияосторожно поцеловала ее в лоб. Этим вечером рухнула еще одна часть стены,отгораживающая се от дочери. Мало-помалу женщина, которой она когда-то была, пробуждаласьк жизни.