Роман с призраком - Барбара Картленд Страница 28

В какой-то момент он пришел к выводу, что излишне драматизирует положение дел, и дал себе слово ни за что не оставаться с надоевшей любовницей с глазу на глаз.

Весь этот день он рассматривал в бинокль толпу зрителей, пытаясь отыскать юное нежное существо с фиалковыми глазами. Он был уверен, что его спасительница будет, как всегда, в белом.

Однако в этой неистовствующей толпе, более многочисленной, чем в предыдущие дни, трудно было найти кого бы то ни было.

На всем протяжении скаковых дорожек почти на милю вытянулись ряды карет, а перед ними толпились зрители, на время вытесненные с променада, по которому в другие дни прогуливались в перерывах между заездами, обмениваясь впечатлениями о состязаниях.

В некоторых местах экипажи стояли по шесть в ряд, и те, кто оказался между ними и скаковым полем, не могли разглядеть ровным счетом ничего.

Из-за прекрасной погоды и в предвкушении волнующего поединка благородных животных, на которых были поставлены огромные деньги, людей собралось как никогда много, и освободить скаковое поле было совсем не просто.

Граф помнил те времена, когда это делали иомен-пикеры, действительно вооруженные пиками, позднее уступившие свои функции особой конной полиции.

В конце концов порядок рано или поздно воцарялся, однако из-за трудности процедуры начало скачек обычно задерживалось.

Поскольку состязания и награждение победителей затянулись, граф Треварнон, заезжавший в Лэнгстон-Мэнор, чтобы переодеться к торжественному обеду у короля, торопился в замок Виндзоров и несся на такой скорости, что Джем, удостоившийся чести его сопровождать, скакал рядом, затаив дыхание от страха и восторга.

К счастью, эта лихая поездка закончилась благополучно.

Позднее стало известно, что в тот же день на дороге в Лондон произошел ряд несчастных случаев, в которых по меньшей мере две жертвы скончались на месте. Несколько лошадей оказались жестоко покалечены.

Король, несмотря на мучившую его подагру, был в превосходном расположении духа, а что касается леди Конингем, то граф наслаждался ее обществом. Зная ее как обворожительную и умную женщину, он не обращал внимания на слухи, усиленно распускаемые о ней.

Вся компания, собравшаяся у короля, состояла из числа ближайших друзей графа.

Он всегда был очень близок с герцогом Йоркским, что не мешало этим джентльменам отчаянно соперничать на скачках и в фехтовальных турнирах. В этот вечер оба они принимали поздравления, сияя от счастья.

Герцог Йоркский был донельзя измучен треволнениями состязаний и суетной светской жизнью, неизменно окружающей их. У него лишь хватило сил сонным голосом сообщить другу, что это самые лучшие скачки на его памяти и что он в равной мере рад его и своей победе, да похвастаться крупным выигрышем.

Надо сказать, что каждый год зрители сходились на том, что нынешние состязания — лучшие за всю историю, из чего следовал вывод, что каждый следующий турнир оказывался еще лучше предыдущего.

Герцог Йоркский не отличался особым умом, но, обладая тактом и врожденной интуицией, сумел избежать роковых ошибок, из-за которых его братья испортили себе репутацию порядочных людей и заслужили всеобщее презрение.

Благодаря доброму нраву и порядочности он снискал всеобщее уважение и любовь, и граф неоднократно говорил своим друзьям:

— Его светлость — единственный представитель августейшего семейства, проявляющий себя как истинный английский джентльмен старой доброй закалки.

В этот вечер слева от графа сидела очаровательная княгиня Эстерхази, не скрывавшая желания пофлиртовать с блестящим соседом, как она часто это делала, в прошлом, едва ей представлялся для этого подходящий случай.

Однако на этот раз граф Треварнон был непривычно рассеян и иногда даже отвечал невпопад. Те, кто это заметил, приписывали подобные промахи усталости — все знали его как самого любезного джентльмена.

Кто бы мог догадаться, что светский лев то и дело возвращается мыслями к скромной потайной комнатке и ее юной застенчивой обитательнице, спасшей и его, и Крусадера и притом более всего желавшей остаться незамеченной.

Внезапно он почувствовал себя на этом блестящем сборище лишним. У него возникло острое желание как можно скорее вернуться в тихий, полный загадок, дышащий стариной Лэнгстон-Мэнор и вновь отворить потайную дверку, скрытую за резными панелями.

Едва закончился обед, как король попрощался с гостями, сославшись на замучившую его подагру.

Граф Треварнон поспешил покинуть Виндзорский замок.

Он ни с кем не прощался, зная, что, стоит ему обнаружить желание уехать, как найдется дюжина друзей, которые будут уговаривать его остаться.

Поэтому граф последовал за королем до двери, а Его Величество, словно отгадав его намерения, добродушно взял приятеля под руку и вывел из гостиной в коридор.

— Вэлент, неужели вы и вправду надумали уехать так рано? — спросил король лишь после того, как за ними затворилась дверь. — Общество будет очень расстроено вашим исчезновением.

— Без Вас, Ваше Величество, компания расстраивается, — льстиво заметил Треварнон.

— В переводе это означает, что у вас есть на примете более привлекательное общество, — пошутил король, улыбаясь одними глазами.

Поскольку граф Треварнон промолчал, король продолжал:

— Леди Сайдел просила меня замолвить за нее словечко. Насколько я понимаю, она молит о прощении, но из гордости не хочет извиняться.

— Как неудачно, что у Вашего Величества не нашлось случая предварительно переговорить со мной, — заметил граф Треварнон.

Король хмыкнул.

— Снова ваши проказы, Вэлент, — сказал он, — Ни одна женщина не любит становиться» бывшей «, а тем более такая, как леди Сайдел.

Хотя король говорил нарочито назидательным тоном, ветреность и удачливость любимца забавляли его.

» Возможно, — подумал граф, — Его Величество вспоминает, как негодовала леди Фитцгерберт, когда он оставил ее ради леди Хартфорд «.

Роман с леди Фитцгерберт был, пожалуй, самой драматичной страницей в личной жизни Георга IV.

В 1785 году, двадцати трех лет от роду, он, тогда еще принц Уэльский, женился на ней по своей воле.

Брак был признан недействительным, так как согласно английским законам принц вправе жениться без согласия короля лишь по достижении двадцати пяти лет.

Вслух граф Треварнон сказал:

— Я знаю, что всегда могу положиться на Ваше сочувствие, сир, и на Ваше знание женщин, со всеми их капризами.

Король был более чем польщен. Репутация дамского любимца и знатока женских душ была для него очень приятна.

— Я все понимаю, Вэлент, — сказал он. — Но если вы хотите послушать моего совета, то воспользуйтесь благоприятным моментом и бегите что есть духу, пока ищейки не взяли след.