Проклятие королевы фей - Тереза Медейрос Страница 28

— Яд — слишком утонченно для Гавенморов. — Откусив листок, он с видимым наслаждением сжевал его. — Попробуй, — предложил Остин, проводя веточкой по ее приоткрытым губам.

Холли съела бы и болиголов, лишь бы остановить язвительные насмешки рыцаря. Она цапнула зубами лист, едва не укусив Остина за палец, и принялась жевать его. Рот ее наполнился необычным вкусом. Необычным, но в то же время знакомым. Таким же знакомым, как свежее дыхание этого мужчины, ласкающее ее шею. Таким же знакомым, как щекочущее прикосновение его усов к ее губам. Таким же знакомым, как вкус его поцелуя, обманчиво сочетающего огненный жар языка и прохладу мяты.

Запутавшись в своих воспоминаниях, Холли посмотрела на губы Остина, вновь гадая, какое лицо скрывается за покровом густой растительности.

— Это мята. Она освежает дыхание и очищает зубы.

Эти мимоходом оброненные слова вернули Холли к действительности. Она не та, кого рыцарь целовал в парке. Ее зубы больше не белоснежные жемчужины из сочиненной Эженом оды.

Холли сжала губы, впервые устыдившись собственной внешности.

— Значит, тебя зовут Холли? — спросил Остин, вытирая с лица грязь мокрым платком.

— Да. Говорят, меня зачали среди клумб мальвы [4]в замковом парке.

Остин усмехнулся, услышав подобное откровение своей жены. Похоже, не он один был не в силах устоять перед очарованием парка.

— Судя по твоему колючему нраву, можно предположить, что это произошло в зарослях остролиста.

Холли окинула его угрюмым взглядом.

— Лучше быть колючкой, чем бесчувственным дубом.

Пораженный удивительной красотой ее глаз, рыцарь промолчал. Он чувствовал себя так, будто подобрал невзрачный камешек и обнаружил под слоем грязи алмаз. Внезапно Остин обратил внимание на то, что скорее всего не сознавала сама Холли: стараясь сохранить равновесие, она обвила рукой его шею, перебирая тонкими пальцами волосы прядь за прядью. От этих трогательных прикосновений у Остина потеплело на сердце.

— Почему ты считаешь меня бесчувственным? Потому что я не вытащил тебя за волосы из воды и не выпорол, перекинув через колено, как ты того заслужила? Или потому, что я не уделяю тебе внимания, которого ты так отчаянно пытаешься добиться?

Холли с вызовом вскинула подбородок, глядя мужу прямо в лицо.

— Вы грубый невоспитанный человек. Мне совершенно все равно, оказываете ли вы мне внимание.

— А ты — лживая девчонка. — Его глаза как-то странно сверкнули. — А теперь скажи, почему ты вдруг почувствовала себя такой несчастной?

Холли уронила голову. Остин тотчас же пожалел о том, что она так сделала. Спрятав лицо, она подставляла его взгляду нежный затылок. В отличие от усыпанной красными пятнами кожи щек затылок Холли был молочно-белым, покрытым пушком шелковистых волос. Остина охватило непреодолимое желание провести по нему губами. Он отмахнулся от этой нелепой прихоти, мысленно отметив, что необходимо будет заказать шелка для мантилии и вуалей.

— Мне вдруг захотелось, чтобы рядом со мной была мама, — тихо призналась Холли.

Остин нахмурился. Едва ли можно винить девушку, переживающую столь внезапную разлуку с матерью.

— Я вчера не имел счастья видеть графиню. Она больна?

— Нет. Она умерла. Умерла, когда мне было только пять лет. — Холли снова обратила на него взор своих выразительных глаз. — Так что вы, должно быть, сочтете большой глупостью плач по тем, кого уже давно нет.

Остин не нашел в этом ничего глупого.

— Ты помнишь ее?

— Не так хорошо, как мне хотелось бы. Порой мне кажется, что мои воспоминания со временем стираются.

— Со мной время обходится не так милосердно. Моя мать умерла почти двадцать лет назад, однако я прекрасно помню ее. Ее голос. Улыбку. То, как она склоняла голову набок, когда пела. — Он опустил взгляд, чтобы тот не выдал всей глубины охватившей его горечи. — Я молю бога о том, чтобы забыть все это.

Холли продолжала перебирать его волосы, и прикосновения ее все больше походили на ласку.

— Она была злой по отношению к вам?

— Никогда.

Ее жалость вызвала бы у него отвращение, сочувствие показалось бы подозрительным, но Остин не мог устоять перед ненавязчивой нежностью, с какой Холли, отобрав у него платок, вытерла с его виска оставшуюся капельку грязи. Он поймал себя на том, что смотрит не на ее обкромсанные волосы и реденькие ресницы, а на манящие полураскрытые губы.

Остин был уверен, что нет более надежного исцеления от неослабевающего вожделения, чем присутствие у него на коленях дурнушки-жены, но его мужское естество отозвалось на ее ласковое прикосновение.

Он вскочил на ноги, подхватив Холли под локоть, прежде чем она снова свалилась в ручей.

Ругая себя за несвоевременное желание, больно отозвавшееся в его теле, он быстрым шагом направился к лошадям, таща Холли за собой.

— Не будем больше терять времени, миледи. Нам нужно поторопиться, если мы хотим добраться до Каер Гавенмора засветло.

— Очень хорошо, сэр, — ответила она, и в голосе ее прозвучали надменные нотки. — Может быть, нам все же удастся добраться до вашего жилища, прежде чем от меня останутся лишь кожа да кости.

Если кто и удивился, увидев, как Остин с женой догнали остальных путников, причем Холли восседала на крупе жеребца позади мужа, а ее кобыла бежала следом на привязи, у него хватило ума оставить свое мнение при себе. Так как сумерки сгущались, а путешественники, покинув защиту леса, выехали на открытый всем ветрам склон, никому не показалось странным, что отец Натаниэль поднял капюшон, закрывая лицо.

Холли обнаружила, что широкая спина мужа защищает ее от любых невзгод. Поскольку она сидела на коне по-женски, надежно обвив руками стройную талию рыцаря, ей уже не приходилось больше беспокоиться по поводу подшитых тряпьем юбок. Отец запретил ей езду верхом, и поэтому ей были неведомы радости травли лис, соколиной охоты и простой скачки по полям, и сейчас Холли наслаждалась незнакомым ощущением быстрой езды и треплющим ее остриженные волосы ветерком. Она даже позволила себе вздремнуть, прижавшись щекой к спине Остина.

Проснувшись, Холли обнаружила, что убаюкивающее покачивание лошади прекратилось. Девушка принюхалась, удивленная непривычным запахом. Должно быть, отряд подъехал близко к реке. Солнце опустилось, и окутанный сиреневой дымкой воздух смягчал тени и краски до блеклых оттенков серого цвета.

Опершись о плечо Остина, Холли поняла, что ото сна ее пробудил не резкий запах, а напряженность, в которой застыла спина ее мужа. Ветер трепал черные волосы рыцаря, лицо которого было такое же холодно-отчужденное, как каменная скала, на которой стоял конь.