Любовь без границ - Джоанна Троллоп Страница 28

— Чудесно, — согласился Марк, наблюдая за ней.

— Беда в том, что я слишком суетлива. Вечно в спешке, вечно на бегу, а за мной остается только хаос. Джеймс… — Кейт помедлила, — он однажды подарил мне настенную тарелку с надписью «Только нудные женщины аккуратны», но я бы не возражала, я бы даже хотела… если бы только выпал шанс что-нибудь обустроить своими руками!

— А где вы жили раньше, до Джеймса?

— На квартире. Снимала на паях с пятью точно такими же, как я. Никто из нас даже не попытался ничего там изменить.

— Почему?

— Просто в голову не пришло. Я, например, не задумывалась о таких вещах. Важно было только одно — Джосс.

— Кто это, Джосс?

— Моя дочь. Был у меня один тип, канадец. Стоило мне намекнуть ему, что я беременна, как его и след простыл.

— Вещи кажутся важными или не важными в зависимости от того, какой это этап жизни, — задумчиво заметил Марк.

— Когда родилась Джосс, мне было уже двадцать два.

— Да, я моложе, — спокойно согласился он, — и у меня было на десять лет больше свободы.

— Я бы никогда не променяла Джосс на свободу!

— Этого я не имел в виду. Свобода может показаться важной и в зрелом возрасте. Захочется восполнить ее недостаток.

— Свобода… — повторила Кейт, пробуя слово на вкус. Взяла с дивана подушку, ярко расшитую грубыми, самобытными изображениями птиц, и прижала к груди. — Здесь у вас свободой пропитан сам воздух.

— Правда.

— Порой… — Она сделала глубокий вздох. — Порой люди так смыкаются вокруг, что невозможно дышать. Мне всегда казалось, что выслушать, поддержать и помочь — это самое малое, что можно сделать для других. Самое малое, да… только если у тебя все в порядке. В данный момент… — Она не могла продолжать и поднесла подушку к лицу, укрылась за ней.

— Я же говорю, жизнь состоит из этапов. Никому не дано оставаться одинаковым на всем ее протяжении. Мы ведь не каменные. — Марк приблизился к Кейт и взял ее за локти. — Совсем не обязательно и дальше принимать то, что уже не устраивает. Вы можете быть второстепенным лицом в пьесе о чужой жизни, но не о своей собственной. Там вы главная героиня, и у вас есть полное право влиять на сюжет. Тридцать шесть лет — это не так уж много, и уж точно не слишком много, чтобы все начать заново.

Кейт со вздохом разжала руки, подушка упала на диван. Она пристроила ее на прежнее место.

— Я хочу лечь с тобой в постель, — вдруг сказал Марк.

— Что, прямо сейчас?

— Неплохо бы.

Кейт молча встретила его взгляд, и он был восхищен полным отсутствием в ней даже намека на кокетство.

— Я не хочу тебя отнимать или присваивать, но не хочу и просто входить в твой круг знакомых. — Он обвел взглядом гостиную. — Разве эта комната не говорит о том, что я умею быть независимым, не плести паутину и не рваться в нее? — Он со смехом раскрыл объятия. — Иди ко мне, Кейт! Обещаю, ничего страшного не случится. Мы просто получим массу удовольствия.

— Нет.

— Тебя совсем не влечет ко мне?

Кейт спросила себя, что чувствует. То, что ею владело, было влечением… но не вожделением, нет.

— Ты очень привлекательный, только…

— Еще слишком рано?

— Возможно.

— Черт, как обидно! — Марк отвернулся, сжав кулаки.

— Ты для этого меня и пригласил?

— И для этого тоже, — ответил он, не поворачиваясь. — Но больше потому, что хотел показать, как живу.

— А вот этому я рада. По-моему, тебе повезло.

Он заставил себя встряхнуться и повернулся к ней:

— Чем бы ты хотела занять оставшееся время?

— Взглянуть на Осни.

— На это хватит десяти минут.

— Тем лучше, — быстро сказала Кейт, которой не терпелось уйти.

— Вот что мы сделаем: ты побродишь по Осни четверть часа, а я пока приготовлю чай. Когда вернешься, будем его пить.

— Очень хорошо. Просто прекрасно. Спасибо.

Она почти бегом спустилась по лестнице. Индус-квартиросъемщик стоял в прихожей и говорил по телефону (единственному на весь дом) с сильным шотландским акцентом, приобретенным за годы учебы. Кейт шмыгнула мимо и выскочила на улицу, другую сторону которой так очаровательно заменял канал. По поверхности, почти не тревожа ее, скользила водяная курочка, еще какая-то птица подавала голос с противоположного берега. До него было рукой подать — до травы, уже испещренной подснежниками, и еще сонных, зимних деревьев.

Пять коротких улиц Осни Кейт обошла играючи, и чем дольше бродила, тем легче становилось на душе, тем больше углублялось чувство радостного изумления. Как же так, думала она, как можно прожить в Оксфорде всю жизнь и ни разу не заглянуть дальше станции? Не иметь понятия, что в двух шагах находится совсем другой мир, что-то вроде британской Голландии: малютка-городок на берегу канала, весь из красного кирпича и расписной штукатурки, непостижимо инородный, где даже дышится иначе, легче — эдакий островок четко выраженной индивидуальности, надежно изолированный от стандартных школ, фабрик и учреждений, хотя его отделяют от них лишь ленточка воды и треугольник травы с десятком деревьев.

Кроме жилых строений, в Осни было несколько пабов, магазинчик «Всякая всячина» (сейчас закрытый), мини-маркет и молочник (он прокатил мимо Кейт на доверху нагруженном автокаре). За стеклами окон, выходивших на узкие тротуары, виднелись прелестные занавесочки, цветущие хлорофитумы, гигантские раковины, целые семейства фарфоровых фигурок. На Саут-стрит из окошка мансарды Кейт помахал ребенок; на Ист-стрит ей попался мужчина с канарейкой в клетке и французским батоном под мышкой; по Суон-стрит, совсем крохотной и ведущей к горбатому мосту через канал, прогуливалась экзотического вида дама с белоснежной чау-чау на пурпурной шлейке.

На Вест-стрит Кейт вернулась сияющей.

— Боже мой, как же здесь красиво! Как красиво! А я знать не знала, подумать только!

Чай уже дожидался ее — китайский, в чайнике с ручкой из плетеного бамбука.

— Твой Осни так отличается от Джерико… просто небо и земля! Все здесь такое легкое, чистое: вода, краски, сам воздух! В Джерико задыхаешься.

— Да, здесь чудесно, — рассеянно согласился Марк, подумал и добавил: — Я должен попросить прощения.

— Совершенно не за что, — отмахнулась Кейт, принимая дымящуюся чашечку.

— Нет, есть. Мне не следовало упоминать о постели, по крайней мере не так сразу. И уж совсем не стоило близко принимать к сердцу отказ.

— Ничего страшного, — легко сказала она, потянувшись взглядом к окну, к воде и проворно плывущей назад курочке, за которой тянулся едва заметный шлейф следа.