Путешественник - Жюльетта Бенцони Страница 28

— Я ничего не забыла, — прошептала она, — но это не объясняет поведения невестки.

— Тебе так и не стало известно имя убийцы?

— Каким образом? Ведь я не узнала человека: было уже темно, а одет он был, насколько я могла разглядеть, как любой обеспеченный человек. Или как офицер в гражданском платье.

— Отец твой знал. Ему Альбен сказал. Думаю, что именно поэтому он и умер.

— А ты знаешь?

— Да. Я лечила Матье, и перед смертью он назвал мне его, желая облегчить совесть, но заставил поклясться, что я не буду тебе писать об этом, чтобы не нарушать твою новую жизнь…

— Да как же преступление, совершенное незнакомым человеком, могло меня побеспокоить? А его не нашли, этого злодея?

Мадемуазель Леусуа встала, подбросила хворосту в угасающий огонь. Гийома поразили выражение ее лица и исполненный жалости взгляд, который она обратила на Матильду, возвращаясь к столу.

— Человека арестовали…

— Кто он?

На этот раз акушерка отвела глаза, догадываясь, какой страшный удар должна нанести.

— Альбен Периго…

Матильда онемела. Она открыла рот, но, как ни старалась, не смогла издать ни звука и даже покраснела…

— Мама! — воскликнул Гийом, бросившись к ней и обхватив ее руками.

Она машинально прижала его к себе, положив ему руку на голову. Вдруг послышался жалобный стон, и слезы брызнули у нее из глаз, заливая лицо. Наконец она смогла говорить, вначале тихо, потом с силой, которую придавал голосу растущий гнев:

— Но он ничего не сделал!.. Он невиновен!.. А вы знали это и ничего не сказали?

— Успокойся, прошу тебя! Я ничего не знала. Даже о том, что ты встречалась с этим несчастным! Что касается твоего отца, то он молчал, чтобы не подвергать опасности своих близких. Убийца принадлежал к семье, которая была слишком могущественна по сравнению с ним. И потом, после всех пересудов о Сэрском монахе (Согласно древней легенде, все совершенные в округе преступления приписывали монаху-призраку. — Прим, авт.) в какой-то момент и я, признаться, поверила тому, что говорили.

— А что говорили?

— Что все было против Альбена. Какой-то военный видел, как он в тот вечер шел от бухты. Потом поползли слухи, распространяемые неутомимыми языками: его видели с Луизой Симон.

— Это было невозможно, потому что он встречался со мной.

— Матильда! Если у тебя есть золото, то свидетели всегда найдутся! Тем более что у жертвы была не лучшая репутация…

— А Альбен? Он ничего не сказал? Не защищался?

— Конечно, защищался, но никто не мог ему помочь. Один против всех…

Молодая женщина закрыла лицо руками. Она больше не плакала, но рыдания душили ее:

— Его осудили… и, разумеется, казнили?

— Да, осудили, но не повесили. Граф де Нервиль, человек влиятельный, предпочел пожалеть своего управляющего. Альбена отправили на галеры. На двадцать лет!

Галеры! Матильда никогда не видала эти вытянутые, как сабли, корабли, которые превосходили в скорости любой парусник, но знала, что мужчины там испытывали адские муки и на скамье гребцов долго не выживали.

— И сколько он уже там? — выдавила она наконец.

— Как раз десять лет.

— Значит, он погиб! Я слышала рассказы старых моряков. Пять лет — и то слишком много! Мужчины умирают от тяжелого труда либо погибают от рук пиратов берберов, когда те нападают на корабли…

Анн-Мари схватила Матильду за руки, оторвала их от ее лица и заглянула в него.

— Неужели ты думаешь, что я не пыталась узнать, что с, ним стало, после того как твой отец мне все рассказал? Жителей этих мест отправляют не на Средиземное море, а в Брест, что на краю Бретани. В Бресте есть каторжная тюрьма, и осужденные работают в порту. Нет никаких галер. Эти корабли слишком легки для громадных волн, которые там бывают. Кстати, по-моему, в 1748 году наш король их упразднил. Правда, оставил несколько на юге Франции, чтобы гоняться за неверными. Так с чего бедному парню умирать? Он крепкий…

Матильда словно вернулась к жизни. Она даже слабо улыбнулась, заметив:

— Да ты, оказывается, все знаешь! Кто тебе это рассказал?

— Начальник форта Ла-Уг. Я как-то помогла ему избавиться от подагры, вот мы и поговорили… По-моему, малышу пора готовить постель. Мы уложим его здесь. В соседней спальне слишком холодно: я там храню яблоки…

Анн-Мари принесла походную кровать (подарок начальника форта), с помощью которой она могла теперь иногда лечить у себя бедных больных. Затем она разложила ее с другой стороны камина, предварительно достав простыни и одеяла из шкафа, откуда донесся аромат ириса. Матильда пошла ей помочь, а Гийом тем временем подсел к очагу. Разворачивая простыню, она сказала, понизив голос:

— Ты только что произнесла одно имя, и теперь я, кажется, знаю, кто убийца…

— Нехорошо давать волю своему воображению.

— Да ладно! Проявив такое великодушие, господин граф де Нервиль, должно быть, имел на то причины: наверняка виновен его сын, виконт Рауль, который к тому же не пользуется доброй репутацией. А расплачивается за молочного брата Альбен…

— Ради Бога, замолчи! Даже по прошествии стольких лет есть имена, которые опасно произносить…

Женщины думали, что их не слышат. Но они не учитывали, что слух у Гийома был почти как у индейцев, да и разговор увлек его настолько, что он был весь внимание. Из беседы он узнал даже, почему мать не была счастлива с его отцом. Иначе и быть не могло, раз она любила Альбена, к которому Гийом невольно испытывал сильное сострадание. О галерах же он раньше ничего не слышал, но теперь понимал, что это, должно быть, что-то ужасное…

Устроившись в кровати, он никак не мог уснуть, несмотря на то, что постель была уютной и мягкой. Он думал о матери и о Милашке-Мари, проводя параллель между тем, что произошло с ним самим, и всем, что случилось с его матерью: у них обоих отняли любовь, и это причиняло такую боль! Даже теперь, после увлекательного путешествия по морю, после того как он открыл для себя Сен-Мало, он не мог думать о малышке без слез. Он будет так несчастлив, если не сможет когда-нибудь ее вновь увидеть!..

На следующий день мадемуазель Леусуа удалось убедить кузину остаться дома, чтобы та смогла отдохнуть, но еще и потому, что ей самой необходимо было послушать, а чем судачат городские сплетницы. Например, нужно было узнать, заставит ли страх молчать Симону Амель (можно было не спрашивать, от кого она обо всем знала, ведь ее дурачина-муженек от восхищения не закрывал рта со дня свадьбы!) или, наоборот, заставит ее кудахтать как бешеную курицу? Да если бы она была одна! Селестен Кло, продавец устриц, конечно, не преминет сообщить все жене. Ну а уж если его «Клота» возьмется за дело, то вся округа узнает о возвращении Матильды.