Папа на выходные - Катерина Ши Страница 28

Илья

Бывшая жена мне никогда не снилась, но сегодня ночью я ее увидел так, словно вот она — стоит передо мной с нашим сыном на руках, нужно просто протянуть руку и дотронуться до ее бледной щеки или провести по волосам, которые развевается на ветру и закрывают собой часть лица.

Но я не смог в ее направлении и шагу сделать, просто смотрел и не знал, что делать и как быть. А она улыбалась, как когда-то давно, и эти ямочки на щеках душу мне всю выворачивали. А Мишутка, он словно взрослее стал, смотрел на меня своими умными и серьезными глазами, душу выворачивая, заставляет упасть перед ними на колени. Да только они качают головами и просят подняться, безмолвно, лишь жестами. А я не могу, не могу разогнуться, загибаясь от острой боли, что разрезает душу, не могу справиться со слезами, что готовы выжечь мне глаза… Я не могу, чувствую, что душа тянется в другое место, но они… вот же… живые…

— Нет, Илюша, ушли мы давно, а ты все отпустить не можешь…

И не смогу никогда, хоть и люблю Карину свою и Левку, хоть готов за них убивать всех и каждого, да только память — она такая, из нее не стереть тех моментов в жизни, которые, казалось, въелись под кожу, заполони собой мысли.

— Отпусти, любимый, нам так проще будет, — ласково улыбнулась жена и словно на глазах таять стала, — мы тебя с сыном очень любим и всегда любили. Но ты будь сильным ради своей жены, ради своего сына и будущей дочери. Назови ее, пожалуйста, Надеждой!

И все, нет больше видения, нет больше Мишки, только плачущий Левка под боком, обеспокоенное лицо Карины, которая своими ладонями держит меня за лицо, хаотично стирает мокрые дорожки, целует невпопад и уговаривает, уговаривает, уговаривает….

— Все хорошо, Илюша, все хорошо! Это кошмар, просто кошмар…

— Прости, — прохрипел, прижимая ее к себе как можно сильнее, — прости, моя хорошая…

— Как же ты нас напугал, милый! — подхватилась на ноги и подняла сына, чтобы укачать, — ты закричал, стал дергаться… А я не знала, что делать…

И сама стояла, плакала, обеспокоенно заглядывая мне в глаза.

Только утром я смог рассказать ей про сон, дословно передал просьбу жены, а она лишь согласно кивнула, прижимаясь ко мне всем телом. А после предложила нам съездить на кладбище. Не мне одному, а нам. Пообещала быть рядом, сказала, что не бросит… Но раз такой сон был, то, значит, попрощаться нужно.

Да, видимо, в тот раз у меня не до конца получилось отпустить…

Мы выехали на следующий же день, оставив Льва с моей мамой. Светлана Сергеевна напутственно кивнула, не произнеся ни слова, а мне очень хотелось тишины. Погода была солнечной и на удивление теплой, хоть мне и казалось, что должен пойти дождь, да такой сильный, чтоб заливал дороги под ногами, чтоб ветер гнул деревья, и обязательно должны быть гром и молния. А было солнце с его яркими теплыми лучами, проникающими через крону деревьев, и согревающее меня точно так же, как ладошка Карины в моей руке.

Я вел девушку по узкой дорожке, стараясь не смотреть по сторонам, и совсем скоро очутился на нужном месте.

— Цветы нужно посадить, — задумчиво произнесла Карина, — и траву лишнюю убрать, — кивнула каким-то своим мыслям и отошла мне за спину, позволяя вести немой диалог.

А я просто смотрел на фотографию и понимал — отпускает, вот именно сейчас, когда за спиной стоит хрупкая женская фигура, дарующая мне силу, когда дома ждет Левка, а слова бывшей жены лишь внушают надежду на светлое будущее… Надежда, да, это то самое имя, которое будет у нашей дочери.

Спасибо, дорогая, спасибо за то, что немного раскрыла тайну и поселила в моей сердце надежду, значит, жизнь продолжается, и не смотря на все невзгоды в будущем, мы справимся.

Домой поехали не сразу, мне почему-то было необходимо подробно рассказать о своей жизни Карине, я ведь, как только сел в машину, достал из бардачка сложенную и спрятанную фотографию. Немного трясущимися руками отдал ее жене и, сосредоточившись на дороге, повернул машину в сторону города.

Карина, сидевшая на соседнем сидении, молча рассматривала фотокарточку, водила тонким пальцем по лицам и чуть заметно смахивала набежавшие на глаза слезы. Ей, как женщине, тоже было тяжело, я это понимал и ценил ее искренние чувства и порыв, с которым она желала мне помочь.

Первой нашей остановкой стал дом, в котором я когда-то жил. Мы даже не вышли из машины, просто сидели и смотрели на чуть изменившийся подъезд, на уже застекленный балкон моей некогда квартиры. А потом я просто отстегнул ремень безопасности, сел так, чтобы моя голова могла касаться плеча жены и, прикрыв глаза, спросил.

— Можно я выскажусь? — мне даже показалась, что Каришка улыбнулась, а потом тонкие пальчики коснулись моих волос, зарылись в них, нежно массируя голову.

— Нужно, любимый.

И я с облегчением выдохнул и стал рассказывать, как покупал эту квартиру и делал в ней ремонт, как гулял в этом самом дворе с коляской и бубнил на тему того, что один, как дурак, брожу с ребенком, и мне за все время прогулки не встретился ни один мужик. Сейчас-то я, конечно, понял всю прелесть этого уединения, но тогда не ценил и искренне не понимал.