Великий страх - Роксана Гедеон Страница 28

– Могу я попросить вас кое о чем?

– О, разумеется.

– Если сегодня ночью со мной что-то случится, можете ли вы обещать, что сообщите об этом моей жене?

Я сбегала в прихожую за карандашом и быстро записала адрес мадам де Лескюр.

– Сударь, если, не дай Бог, вам суждено умереть, я скажу о вашей просьбе ее величеству. Королева позаботится о вашей жене. А ваши дети?

– У меня нет детей, я женился десять дней назад.

В порыве признательности я подала ему руку и скрылась за дверью. Этот офицер, такой мужественный и благородный, вызывал у меня искреннюю симпатию. Подумать только, он женат всего десять дней и уже явился умереть за своего короля и королеву. Сможет ли наш противник дать хоть один пример такого мужества и преданности? Впрочем, что я говорю! Маркиз – аристократ. И с этим званием ни один мятежник из той толпы не сравнится. Этот сброд потому так и бесится, что не обладает благородством, смелостью и жертвенностью, свойственными аристократам…

– Это вы, Сюзанна? – спросила Мария Антуанетта.

– Да, ваше величество.

По ее просьбе я приказала себе постелить в спальне королевы. Кроме нас, здесь были еще две камеристки – г-жа Тибо и г-жа Оге. Четыре женщины, охраняемые двумя офицерами.

Я прилегла на постель в одежде, решив на всякий случай не раздеваться. Целые сутки я была на ногах, и, несмотря на тревогу и беспокойство, мне хотелось спать. Я уверяла себя, что лучше бодрствовать, но усталость была сильнее меня. Королева и камеристки, казалось, спали. Я тоже закрыла глаза.

Откуда нам было знать, что это последняя ночь того Версаля, где жили французские короли.

5

О том, что произошло потом, мы узнали самыми последними, уже тогда, когда опасность грозила непосредственно нашим жизням. И вот что случилось.

В три часа ночи все стихло. Члены Национального собрания ушли отдыхать, предварительно послав двух чиновников осмотреть Версальский дворец и парк. Генерал де Лафайет, двенадцать часов проведший в седле, убедился, что все в порядке, и отправился вздремнуть часок-другой в отель де-Ноайль. Герцог Орлеанский и брат короля граф Прованский заблаговременно выехали из дворца. Не было ли это свидетельством того, что они знали, что должно случиться?

Толпа не расходилась; женщины и мужчины, переодетые женщинами, бродили возле ворот, мерзли от холода и все больше распалялись ненавистью. Мало-помалу начинал брезжить рассвет, предвещая сырой и холодный день. Двое лейб-гвардейцев, стоя возле ворот, тоже чувствовали себя не слишком хорошо, и настроение у них было скверное. Привыкшие верно служить королю, они раздражались тем, что всякие оборванцы бранят его и дурно о нем отзываются. И вот около шести часов утра одному из лейб-гвардейцев надоело молчать и слушать; разозлившись, он сказал пару слов в ответ, обозвав мятежников бродягами и висельниками.

Громыхнул выстрел. Его-то я и услышала. Я сразу села на постели, еще ничего не понимая и встревоженно прислушиваясь.

Толпа за воротами всколыхнулась. Негодяи в едином порыве полезли на ворота и штурмом взяли их. Лейб-гвардейцы открыли огонь, и один нападавший был убит. Что касается восьмидесяти солдат, приведенных Лафайетом, то они просто отошли в сторону и уступили мерзавцам дорогу.

Дикий рев всколыхнул ряды нападавших, рев злобы и жажды мести. В одно мгновение ворота внутреннего и следующего, называемого Мраморным, двора были взломаны или взяты приступом. Дезютт и Вариньи, лейб-гвардейцы, стоявшие здесь на карауле и пытавшиеся остановить мятежников, были растоптаны и заколоты сотнями пик. Какой-то бородач отрезал им головы и долго потом хвастался, показывая повсюду свои кровавые руки.

Мраморный двор был затоплен толпой; вверх по Большой лестнице и через все входы вливался этот живой поток, состоящий из шестисот обезумевших от ярости людей. Женщины, ставшие фуриями, хватали ножи и любое другое оружие и бежали за мужчинами. На Большой лестнице нес караул офицер Миомандр де Сен-Мари.

Помня приказ короля не стрелять, он один бросился наперерез огромной толпе и, вооруженный лишь алебардой, попытался остановить этот поток.

– Господа! Господа! – воскликнул он. – О чем вы просите? Что вам угодно?

– Ничего, ничего, – отвечало несколько глумливых голосов, – пропустите-ка нас поскорей, мы добрые друзья его величества.

– Вы добрые друзья его величества, но вы несете ему войну.

Что означали эти слова против ревущего урагана? Миомандр де Сен-Мари и сам понял это. Спустившись еще на четыре ступени и держа алебарду наперевес, он изо всех сил обрушил дубовую рукоять на голову одного из врагов, проломив ему череп.

Воспользовавшись возникшей передышкой, Миомандр и еще несколько лейб-гвардейцев молниеносно поднялись по лестнице и захлопнули за собой дверь. Но она продержалась лишь несколько мгновений; негодяи все сметали на своем пути, не помогали никакие заслоны, и двери разлетались вдребезги.

Я услышала шум и встревоженно поднялась с постели.

Объятые ужасом лейб-гвардейцы бежали, запирая за собой двери, загораживая их чем попало и делая баррикады, но погоня продолжалась, минуя зал за залом, и повернула к покоям королевы. Пять часовых мчались через длинную анфиладу комнат, и, достигнув последней двери, Миомандр громовым голосом прокричал:

– Спасайте королеву!

В ужасе я бросилась к двери, порывисто распахнула ее.

– Что случилось, господа?

С высоты узкой лестницы я выглянула в коридор, где Тардье дю Репер и маркиз де Лескюр, обнажив шпаги, с искаженными от гнева лицами готовились встретить противника.

Они не успели ответить мне. Я увидела Миомандра де Сен-Мари: окровавленный, исколотый, изрубленный, он приполз к подножию лестницы и, ценой величайшего усилия приподнявшись на локтях, срывающимся голосом крикнул:

– Ради всего святого, мадам, спасайте королеву!

За ним уже слышались разъяренные голоса и бряцанье оружия.

Вскрикнув, я бросилась в спальню. Королева, услышавшая шум, уже была на ногах.

– Это нападение? – быстро спросила она.

– Одевайтесь, мадам, скорее одевайтесь! Бегите к королю еще минута, и вы будете убиты!

Дрожа от страха, в слезах, камеристки помогали королеве одеваться. Вот когда я не пожалела о том, что спала в одежде.

– Мадам, скорее уходите. Нас защищают только два офицера, только два!

Едва успев набросить юбку, королева, босая и полуодетая, побежала к потайной двери, которая выходила в покои, ведущие в Эй-де-Беф и кабинет короля. Я вернулась на лестницу.

У офицеров было неплохое положение: они защищали лестницу, по которой едва могли протиснуться два человека. Трижды окликнув: «Кто идет?!» и не получив ответа, они разом выстрелили. Брызнула кровь, обезумевшая кровожадная толпа на мгновение отхлынула.