Сладкое вино любви - Барбара Делински Страница 28

Рузвельт провозгласил новый курс на экономические реформы, но мои родители в страхе ожидали прихода бури, которая свирепствовала на побережье. И хотя Асконсет она не затронула, мы сажали деревья и кустарники, чтобы предотвратить распыление почвы, и даже после того как экономика страны пошла в гору, мои родные продолжали жить в постоянном страхе перед повторением Великой депрессии.

Брэд стал жертвой этого страха. Когда ему исполнилось шестнадцать, он ушел из дому, бросив школу, и устроился на работу в строительное управление. Он строил мосты, рыл туннели и посылал деньги домой. Но отцу это вряд ли служило утешением: он мечтал, чтобы сын выучился и приобрел престижную профессию, которая была бы востребована в недалеком будущем. Лишившись Брэда, мы потеряли в хозяйстве одного из самых хороших работников. А я потеряла лучшего друга. И Карл тоже. После ухода Брэда мы еще больше привязались друг к другу. Казалось бы, разница между детьми в четыре года весьма ощутима: разные школы, разные компании. Но тогда мы по-прежнему все делали вместе.

Натали умолкла и улыбнулась.

Оливия, сидя в кресле, делала пометки в блокноте. Ей тоже хотелось вместе с Натали перенестись в то время, и она спросила:

– А чем вы занимались?

– Мы вместе ходили в школу.

– Ездили туда на автобусе?

– О нет, – усмехнулась Натали, – автобусов не было. Ходили пешком.

– И далеко было до школы?

– Три мили. По дороге мы собирали всех наших друзей с окрестных ферм. Карл шел впереди, как Крысолов из сказки. Он был выше всех остальных и, хотя не отличался разговорчивостью, обладал… – она задумалась, подыскивая слово, – обладал харизмой. Карл никогда не искал внимания окружающих, но люди тянулись к нему. Вот вам классический случай – наименее общительный становится душой общества. Когда Карл проходил мимо, на него оглядывались и замечали нас с Брэдом, его верных спутников. Благодаря ему дети приняли нас в свою компанию.

Оливия невольно улыбнулась, представляя себе их ежедневный поход в школу.

– Вы так точно нарисовали эту картину.

– Точно?

– И с юмором.

– Три мили под дождем – тут уж не до веселья.

– Но какой чудесный образ – дети и Крысолов! Чем вы еще занимались? Как развлекались?

– О, по-разному.

– Например?

Натали неопределенно пожала плечами:

– Мы делали то же, что и все подростки делали, и будут делать. – Она вдруг вспыхнула. – Время ничего не изменило.

– Секс? – изумленно воскликнула Оливия. Она-то как раз думала, что подростки тридцатых были менее просвещенными в этом вопросе, чем нынешняя молодежь. – Простите, – тут же поправилась она. – Мне не следовало задавать вам интимные вопросы.

– Я и наняла вас для того, чтобы вы спрашивали меня об интимных вещах. Вы спрашивайте, а я уж решу, отвечать мне или нет. – Она поборола смущение и продолжала: – Возрастной фактор сыграл свою роль. Когда Карлу исполнилось четырнадцать, мне было всего десять. Когда ему пошел шестнадцатый год, мне было всего двенадцать. Мы не целовались на заднем ряду кинотеатра.

Она помолчала.

– Но вам этого хотелось, – заметила Оливия.

Покраснев, Натали кивнула.

– Карл был моим героем, моим идеалом. Я мечтала всегда быть рядом с ним.

– Вы мечтали выйти за него замуж?

– Мы танцевали вместе, – ответила Натали.

– В мечтах?

– Нет, по-настоящему. Танцы – единственное дешевое развлечение, которое было доступно людям во время Депрессии.

Оливия кое-что знала об этом.

– Вы участвовали в танцевальных марафонах?

– Нет, но мы знали тех, кто участвовал. Им даже сулили денежные призы. – Она улыбнулась. – Нет, мы с Карлом ни разу не пробовали соревноваться. Танцевальные па мы учили по кинофильмам. У Карла был маленький радиоприемник. Мы уходили за ангар и танцевали там под музыку.

– То есть как? – переспросила Оливия.

Натали рассмеялась:

– Звучит глупо, я знаю. Но нам так нравилось танцевать.

Оливия засмеялась вместе с ней:

– Вы танцевали в Асконсете?

– Январь, февраль и март – очень важные месяцы для виноградника: в это время решается судьба будущего урожая. Виноградные лозы обрезают, формируя крону. Отец всегда делал это сам, а мы должны были собирать обрезанные ветви. Потом их сжигали, но перед этим из них делали шалашики.

– Шалашики? – повторила Оливия.

– Карл плел их из веток. Решетчатые стенки просвечивали, но от ветра все же спасали. Внутри было так уютно.

– И вы там танцевали?

– Да. Я танцевала, глядя на него снизу вверх, как это делали актрисы в фильмах. Карл танцевал неважно и до сих пор толком не научился. Танцевальные па ему не давались, но он так обнимал меня… – Она глубоко вздохнула и замурлыкала какой-то мотив.

Оливия давно перестала записывать – она видела сцену так отчетливо, словно сама оказалась в шалаше из виноградных веток. В полутьме горит свеча, освещая танцующую парочку, из радиоприемника доносятся звуки оркестра. Как романтично!

Она откинулась в кресле и мечтательно вздохнула:

– Золотые деньки. Как бы я хотела жить в то время!

Натали странно, как недавно Отис, посмотрела на нее:

– Вы не правы. Те годы были тяжелыми, а будущее неясным. В конце тридцатых в воздухе запахло войной. Мы жили как на вулкане.

– Но семьи были крепче. Люди старались поддерживать друг друга.

– Это не значит, что они были счастливы.

– Жизнь была проще, – настаивала Оливия. – Иногда мне кажется, что я все бы отдала, только бы избавиться от груза ответственности.

– Вы думаете, нам было легче?

– Я думаю, что раньше обязанности распределялись более четко. Мужчины работали в поле, дети им помогали, женщины выполняли всю домашнюю работу. В наше время все перемешалось.

Натали улыбнулась:

– Вы идеализируете прошлое. Не стоит все так упрощать. Труд был гораздо тяжелее, чем сегодня. И технология только развивалась.

– Может, и так, – не сдавалась Оливия, – но возможности технологии ограниченны. Специальные порошки придают белью свежесть, и все равно ничто не сравнится с бельем, которое высушили на веревке в саду.

– Не могу с вами не согласиться, – примирительно заметила Натали. – И все же в остальном вы не правы. Мы жили не лучше и не проще, чем нынешнее поколение. Мы жили… по-другому, вот и все.

Оливия не поверила Натали, как не поверила Отису. Может, в тридцатые было тяжелее, но это ничто по сравнению с ежедневными эмоциональными стрессами. Да, тридцатые – золотое время. Жизнь была проще, люди – лучше, добрее. Цель была одна – выжить.