Семейный стриптиз - Оливия Голдсмит Страница 28

Не иначе как мисс Сопрано изволила оставить. Быстро же Рэйд справился! Месяца не прошло после кошмарного юбилея, а он уже нашел жене заместительницу. Или?.. Что – или? Иного не дано.

Оставив платье на крючке, Энджи вернулась в спаль­ню. Ясное дело – в шкафу обнаружился еще чужой пид­жак, две пары незнакомых джинсов, две блузки, белая и синяя, и серый деловой костюм. Внизу выстроились в ряд четыре пары обуви: черные и темно-синие лодочки, кроссовки и закрытые туфли без каблуков, Энджи взяла в руки черную лодочку. Размер семь с половиной, и качество… за такую кожу немало пришлось выложить. У нее вдруг за­кружилась голова, а в груди словно огонь полыхнул.

Что ты такое, Рэйд? Измену она еще как-то могла по­нять. Раскаяние и желание вернуть жену – тоже. Очень может быть, что «дар любви» – перстень от «Шрив, Крамп и Лоу» – был искренним жестом с его стороны. Но как он мог клясться ей в любви, предлагать повторить брачные клятвы – и через две недели (или раньше?) привести в дом другую женщину?! В голове не укладывается. Да любил ли он ее когда-нибудь? Известен ли вообще мужчинам смысл слова «любовь»? Неужели она была всего лишь безделуш­кой Рэйда Уэйкфилда, аксессуаром его беззаботной жизни, вкупе, скажем, с клюшками для гольфа, теннисны­ми ракетками, клубными блейзерами?

А она сама ему позвонила! Какой позор! Щеки Энджи вспыхнули. Не дай бог, он все-таки объявится. Нужно уби­раться отсюда как можно скорее.

Энджи окликнула Шона и, не оборачиваясь, указала на кресло.

– Это тоже забирайте, – произнесла она в тот момент, когда на пороге спальни вместо ирландца возник Рэйд.

– Поверить не могу!!! – воскликнул он. – Слава богу! Ты дома, Энджи!

– Ошибаешься. Я уже не дома. Только соберу вещи и… Вопреки всему, что случилось, ее поразила его красота.

Опять. Как всегда. Не смей любоваться им! Не смей даже вспоминать о любви и страсти! Легко сказать, когда от же­лания кружится голова… Рэйд шагнул к ней.

– Пожалуйста, Энджи. – Его глаза умоляли. – Скажи, что останешься!

– Черта с два! Да и зачем, хотелось бы знать? Чтобы де­лить ванную не только с тобой, но и с ней! Будь так любе­зен, ответь только на один вопрос: это та же самая, с которой ты спал весь год, или новая?

Энджи был противен собственный тон – скандальный и в то же время откровенно оскорбленный. Но у нее не было выбора. Разве что разыграть из себя истинную Уэйк­филд и уйти, не нарушив надменного молчания? Не до­ждется! Рэйд сделал еще шаг; Энджи попятилась и наткну­лась сзади на кресло. В этот миг Шон просунул голову в дверь:

– С книгами закончили. Дальше что?

– Забирайте журнальный столик и два голубых све­тильника, – отозвалась она, упорно глядя в глаза мужу.

Ирландец молча кивнул и исчез. Рэйд снова шагнул вперед.

– Энджи, прошу тебя, выслушай. Внимательно. Я по­нимаю, что поступил некрасиво и глупо. Но мне было так одиноко без тебя… – Он опустился на край кровати.

«Вот что в нем так привлекает, – вдруг сообразила Энджи. – Эта его очаровательная детскость! Пожалуй, не будь он так хорош собой, то не казался бы таким трогатель­ным, таким ранимым. Но как не растаять при виде взрос­лого, мужественного, сексуального парня, который с жалоб­ной искренностью признает свою слабость и свои страхи?»

Рэйд всегда жил эмоциями, словно трехлетнее дитя. Возможно, поэтому рядом с ним Энджи ощущала свою силу. А возможно, это создавало иллюзию, что ей единст­венной удалось надколоть скорлупу его совершенства.

– Ты не представляешь, каково мне было! Когда я понял, до чего мелок был и низок, когда осознал, что ниче­го нет в жизни важнее твоей любви… ты ушла. – Он спря­тал лицо в ладонях, потом вскинул голову и кивнул в сто­рону шкафа. – Это… просто, чтобы выжить. Я не мог ни о чем думать. Есть не мог. Приканчивал одну бутылку виски за другой. Я чувствовал себя дерьмом. То есть я, конечно, дерьмо и есть… но, главное, – я себя таким чувствовал! – Ресницы его потемнели от влаги. – Мне ничто не нужно, кроме тебя. А ты ушла.

Бесподобная, убийственно притягательная наивность! Дело-то все в том, что Рэйд, скорее всего, верит собствен­ным словам. Как верил, скорее всего, и тому, что говорил мисс Сопрано, кем бы она ни была. Его простодушие странным образом равнялось двуличию. Но ведь это не вина его, а беда. Ах, он так раним.

– Ага. Значит, подружка тебе не нужна, но ты все-таки пригласил ее немножко здесь пожить?

Энджи что было сил запустила черной лодочкой в грудь Рэйду, но тот успел подставить ладони, и эффект оказался смазан. В этом весь Рэйд – врасплох его не застанешь, увильнуть от удара он всегда сумеет. Энджи невольно по­качала головой, удивляясь сама себе. Более женский жест и представить трудно. Это ж надо – выстрелить в любовь всей своей жизни (бывшую любовь, милая) туфлей седьмого с половиной размера! Почему бы не пулей тридцать вось­мого калибра, из тех, что взрываются, достигнув цели? Чтобы уж наверняка?

Рэйд встал с кровати, уронив при этом туфлю на пол, и двинулся через комнату к Энджи. Она смотрела на него, не понимая, что происходит. Словно кто-то всесильный направил бег времени вспять. Энджи не знала, чего больше хочет – ощутить его рядом или вытолкать прочь из спаль­ни, из квартиры, из своей жизни. Тело отказалось подчи­няться; она могла лишь считать секунды – или часы? – проходившие с каждым его шагом. Наконец он остановил­ся так близко, что Энджи ощутила свежий аромат его крах­мальной рубашки. Рэйд не произнес ни слова. Энджи тоже молчала, но каждая ее клеточка молила о слиянии с ним. «Животный магнетизм», – пришло на память идиотское определение из женского журнала.

– Я люблю тебя, – раздался его глубокий голос. – Прости меня, Энджи. Клянусь, ты не пожалеешь.

Энджи уткнулась ему в плечо, и его рука легко… о-о-о… так легко и нежно обвилась вокруг нее.

– Я отдала твое кольцо, – прошептала она.

– Я куплю тебе другое.

– Я все рассказала родителям.

– Я буду сгорать от стыда до конца своих дней.

Он гладил ее кудри, снова и снова скользя ладонью от макушки к плечам. Энджи не смогла сдержать дрожь. Все мысли исчезли. Исчезло сомнение. И гнев. Какое счастье вновь утонуть в его объятиях! Энджи хотелось свернуться клубочком, потереться щекой о его грудь, как делают кошки.

Мисс Сопрано для него никто. Можно попробовать за­быть эти жуткие недели. Вычеркнуть, словно их и не было. Рэйд оступился… с кем не бывает? Но этот урок не прошел для него даром.

Из гостиной донесся шум. Что-то упало? Бог с ним. Если и упало, то, судя по звуку, не разбилось. Один из грузчиков что-то выкрикнул; в ответ раздался женский голос. Энджи окаменела. Господи, неужели Сопрано?!

С грохотом распахнулась дверь, и на пороге появи­лась… Лиза. Энджи виновато отпрянула от мужа, точно вор, пойманный на месте преступления.

– Что здесь происходит? – выпалила Лиза, переводя возмущенный взгляд с Энджи на Рэйда.