Заморская невеста - Мэри Джо Патни Страница 27

Если его разоблачат в Кантоне, вспыхнет скандал, но не слишком шумный. Вице-король придет в ярость, Чэнгуа придется долго кланяться, извиняться и платить деньги – но этим дело и кончится. Чужестранцы часто пренебрегают «восемью законами», поступок Максвелла в Кантоне сочтут детской проказой. Но если его разоблачат, поймав в глубине страны, последствия будут гораздо серьезнее.

И все-таки путешествие началось удачно. Трот втайне опасалась, что Максвелл пренебрежительно отнесется к маскараду, и потому испытала приятное удивление, увидев, как старательно он играет роль слабого старика. Он сутулился, поэтому не так выделялся в толпе высоким ростом, не поднимал головы, но его глаза под повязкой жадно оглядывали кишащие людьми шумные улицы. Трот уже поняла, что поступила правильно, перебинтовав ему почти все лицо. Но, несмотря на плотную повязку, наблюдательный человек мог заметить, что нос Максвелла слишком велик, а подбородок и рот нетипичны для китайца. А его губы…

При воспоминании о поцелуе Трот окатил жар. Этот дьявол в мужском обличье прибег к хитрости, чтобы пробудить в ней чувственность! Но и сам он не смог остаться равнодушным. Это утешало Трот.

С той минуты, когда путники покинули хан, Трот непрестанно оглядывалась через плечо на Кайла. К счастью, всякий, кто заметил бы это, решил бы, что Трот просто беспокоится за немощного старика. Она с удовольствием отметила, что даже в бурлящей толпе с уважением относятся к его сединам, люди сторонятся, чтобы ненароком не толкнуть Кайла. Хотя почтение к старости лежало в основе китайского общества, Трот только теперь поняла, как надежно седой парик и сгорбленная спина Кайла оберегают их от столкновений.

Зная, что Максвеллу не терпится как можно ближе познакомиться с Кантоном, Трот выбрала путь, ведущий мимо самых примечательных зданий города. Приблизиться к нескольким из них она не решилась, издалека заметив большие толпы народу, но, проходя мимо павильона экзаменов, она заплатила привратнику несколько монет, чтобы он пропустил их внутрь.

За воротами начиналась длинная узкая аллея, по обе стороны от которой располагались сотни кирпичных каморок. Убедившись, что ее никто не подслушает, Трот объяснила:

– Здесь ученые люди сдают экзамены по литературе и философии, чтобы стать государственными чиновниками.

Максвелл выпрямился и заглянул в одну из келий.

– А это камеры для тех, кто провалился на экзаменах? Они выглядят так, будто придуманы для наказания.

– Нет, в этих кельях сдают экзамены. Кандидаты должны провести здесь два дня и две ночи, отпущенных им для написания сочинений. За ними наблюдают с башни.

– И сколько же здесь таких келий?

– Кажется, двенадцать тысяч.

Кайл негромко присвистнул, чего никогда не сделал бы китаец.

– Двенадцать тысяч страдальцев, старающихся доказать, что они годятся для государственной службы! Неудивительно, что здесь царит такая гнетущая атмосфера. Должно быть, эти кирпичи пропитаны страхом молодых мужчин, знающих, что их будущее всецело зависит от экзамена!

– Ученики, готовящиеся к экзаменам, а также те, кто не выдержал их, нередко кончают жизнь самоубийством. – Хотя мужская одежда позволяла Трот свободно бродить по городу, сама она побывала в павильоне экзаменов лишь однажды, несколько лет назад, когда еще была не в силах понять весь смысл увиденного. – В этом есть что-то ужасное, правда? И вместе с тем величественное.

– Величественное?

– В некотором смысле этот павильон – символ сокровенной сути Китая. Две тысячи лет его народ создавал поэзию и философские учения, взращивал сады. – Ее вдруг пронзила горечь утраты. – Время от времени с северо-запада являлись племена варваров-завоевателей и провозглашали себя хозяевами Китая, но вскоре перенимали местные обычаи.

Наша правительственная система восходит ко временам Конфуция, который верил, что мудрость ученых и трезвость их суждений – залог существования справедливого и процветающего государства. Каждый чиновник любого ранга должен подтвердить свои познания в классической литературе и философии. Найдется ли на земле второй такой народ?

– Никогда не слышал о таком. Две тысячи лет назад жители Англии раскрашивали лица синей краской, а Иисус еще не родился, – отозвался Кайл. – Но незыблемость конфуцианства также породила застой и косность наряду со множеством запутанных законов и чиновников-бюрократов.

– Верно, но что плохого в том, что любой крестьянский парень может попытаться выдержать экзамен? Если он умен, в конце концов, он дойдет до поста губернатора провинции или доверенного лица самого императора. Иногда жители деревни сообща поддерживают местного кандидата, нанимают учителей, надеясь, что он принесет славу всей деревне.

– Таким благоговением перед наукой можно только гордиться. В Англии нет ничего подобного. – Кайл повернул к ней скрытое под повязкой лицо. – Кстати, я впервые слышу, как вы говорите «наш» и «мы», когда речь идет о Китае.

Трот поняла, что он прав.

– Наверное, теперь, перед отъездом, я особенно остро ощущаю свою связь с этой страной.

– С окончательным решением еще можно повременить, – тихо напомнил Кайл. – Если захотите, вы сможете вернуться к Чэнгуа или остаться в Макао.

Трот попыталась найти утешение в его словах, но не смогла. Да, в доме Чэнгуа ей никогда не откажут в миске риса, но за последние недели она слишком изменилась, чтобы и впредь довольствоваться такой малостью.

И в этом виноват не кто иной, как Максвелл.

Удаляясь от павильона экзаменов, Кайл гадал, сумел бы он преуспеть в этой стране. Он всегда хорошо учился, но только потому, что был любознателен от природы. Взвешивать свою жизнь на таких весах ему еще не приходилось. Как говорится, он родился с серебряной ложкой во рту. Он ни разу не сталкивался с серьезными испытаниями, даже такими, которые выдержал Доминик, служа в армии.

Суматоха и пестрота улиц резко контрастировали с торжественностью мрачных кирпичных келий павильона экзаменов. После нескольких недель, проведенных в крохотном сеттльменте, Кантон пробудил в душе Кайла ликование. К счастью, веревки, вложенные в башмаки, нещадно натирали ноги, не давая ему забыть о роли старого калеки.

Несколько раз путники проходили мимо храмов, большинство которых напоминали небольшие часовни, но один, величественный и яркий, был щедро украшен статуями и резьбой. Ковыляя мимо храма, Кайл успел внимательно рассмотреть его, мысленно решив попросить Трот в дороге объяснить ему, как принято вести себя в местах поклонения святыням, чтобы в Хошане их не разоблачили.

Возле мрачного официального строения толпа поредела. Делая вид, будто обводит спутника вокруг выбоины на каменной мостовой, Трот взяла его за локоть и прошептала:

– Это ямынь – городской суд и тюрьма.

Губы Кайла сжались при виде осужденных, прикованных к наружной стене тюрьмы и ставших жертвой оскорблений прохожих. Большинство узников стояли, опустив головы и плечи. Кайл увидел, как какая-то старуха плюнула в лицо одному из преступников. В обществе, где каждый всеми силами стремился «сохранить лицо», такое публичное унижение было серьезным наказанием.