Шотландцы не забывают - Барбара Картленд Страница 27

Он не ждал ответа, он целовал ее вновь, пока она с тихим шепотом не спрятала свое лицо у него на груди, как будто устыдилась жадной требовательности его губ, оказавшейся слишком страстной и пылкой для нее.

— Мое сокровище, — молвил он, — я не хочу пугать тебя, но ты не знаешь, какое мучение — видеть и не сметь коснуться тебя, знать, что ты спишь под одной крышей со мной и не иметь возможности прийти к тебе.

В его голосе слышалось страдание, но Пепита могла лишь изречь:

— Мы… должны стараться быть… разумными.

— Что означает разумность? — воскликнул он. — Знать, что самое бесценное сокровище, какое только может обрести человек, недоступно ему? Мы не можем существовать так дальше. Я не вынесу этого!

— Мы ничего… не можем поделать, — стиснула руки Пепита. — Я люблю тебя… но… я в страхе.

— Я понял это, когда ты говорила со мной, и у меня возникла мысль. Я хочу обсудить ее с тобой.

— Что ты… хочешь сказать? — встревожилась девушка.

— Сначала мы должны где-нибудь сесть, — сказал он. — Не стоит забираться в домик это не безопасно.

Он увел ее от тропинки туда, где в бурю свалилось несколько деревьев.

В ярком лунном свете они подошли к лежавшему стволу и расположились на нем.

Торквил обнял ее и привлек поближе к себе.

— Теперь послушай, моя любимая.

После того, как ты поведала мне о предложении герцогини, я подумал, что мне следует поговорить с герцогом.

— О чем? — встрепенулась девушка.

— Я скажу ему, что люблю тебя и хочу жениться на тебе и что, когда мы поженимся, мы возьмем детей к себе, в мой собственный замок, так как они раздражают герцогиню.

В первый миг Пепита подумала, что это было бы самым прекрасным, что могло произойти: выйти замуж за Торквила и не опасаться больше за Рори и Жани.

Но тут же она панически выкрикнула:

— Нет… нет! Ты не можешь сделать этого!

— Почему нет?

— Прежде всего потому, что герцог уже… решил избавиться от… меня.

— Что ты имеешь в виду?

— Я забыла рассказать тебе, что мне сообщила герцогиня. Она убедила его пригласить воспитателя для Рори и шотландскую гувернантку для Жани.

— Она так и сказала тебе? — изумился Торквил.

— Да, но я была столь возмущена ее предложением тайно увезти детей, что совсем забыла, что она сказала потом.

Последовало напряженное молчание.

— Если герцог действительно решился на это, — вымолвил наконец задумчиво Торквил, — значит, детей хотят воспитывать без тебя.

— Я понимаю, — выдохнула Пепита.

— Но, Торквил, я не могу оставить их, не опасаясь за них… и я не… знаю, что я могу сделать.

— Ты можешь выйти за меня замуж!

Она покачала головой, но он заявил:

— Я женюсь на тебе, согласна ты или нет. Как можешь ты оставаться в этом мире одна, без чьей-либо заботы и поддержки?

— Я должна буду… найти какую-то… работу, — безвольно произнесла Пепита.

— Дело не в работе, — горячился Торквил. — Ты слишком красива, чтобы оставаться одной. Тебя станут преследовать мужчины, и, как ты думаешь, что буду чувствовать я, зная обо всем этом?

Он говорил страстно и неистово, и, как будто высказанная мысль вывела его из душевного равновесия, он резко привлек девушку к себе и вновь начал целовать.

Теперь его губы были жадными и требовательными.

Она чувствовала, он подчиняет ее своими поцелуями, словно доказывая, что она принадлежит ему.

К своему удивлению, она обнаружила, что это не испугало ее, — напротив, нечто не подвластное ей, дикое, первобытное возникает внутри нее и рвется навстречу пламени его губ и любви, бьющейся в его груди.

Она ощущала, как его любовь и необузданная страсть вливается в нее, и она отвечает на его призыв, и он прижимает ее к себе все крепче и крепче, полностью овладевая ею.

Ей больше не надо было думать и беспокоиться о чем-либо или пытаться что-либо решить.

Она принадлежит ему, она всецело в его власти.

Крик совы вернул им здравомыслие.

С бешено бьющимся сердцем они несколько долгих мгновений глядели друг на друга, излучая неповторимый внутренний свет.

— Ты — моя! — воскликнул Торквил. — Моя, и ничто в мире не воспрепятствует мне любить тебя отныне и навсегда!

— Я… люблю… тебя! — шептала Пепита. Он целовал бы ее вновь, но она подняла руки в упреждающем жесте.

— Пожалуйста, дорогой, пожалуйста… не заставляй меня любить тебя еще сильнее. Это… пугает меня, не потому, что я боюсь… но потому, что это так… совершенно… так поразительно!

Тогда он взял ее руки в свои и подносил их поочередно к губам.

И оба не могли унять дрожь от переполнявших их чувств.

— Я обожаю тебя, — молвил он, — и потому, думая прежде всего о тебе, а не о себе, отведу тебя обратно, но я постараюсь решить эту проклятую проблему как можно быстрее!

Категоричность, с какой он произнес эти слова, так изумила Пепиту, что она в эту минуту поверила: несмотря на кажущуюся невозможность выхода из данной ситуации, он все-таки найдет выход — не только благодаря своей силе, но и во имя их любви.

Пепита, пребывающая во власти испытанного чудесного переживания, неохотно встала.

Торквил поднялся тоже, и она, восхищенно глядя на него, думала, как он прекрасен в своем килте и бархатной куртке с кружевным жабо вокруг шеи.

Лунный свет изливался на них, и ей казалось, будто звезды окружают его голову и придают ему силу, способную преодолеть любые преграды и трудности.

Он вновь привлек ее к себе, на этот раз очень мягко, без той бури страсти, через которую они только что прошли.

Он поцеловал ее в губы, но в этом поцелуе не было жгучего огня — только нежность, от которой глаза Пепиты наполнились слезами.

— Верь в меня и доверься мне, — сказал он, — и с Божьей помощью мы вместе победим.

Она взяла его под руку, и они медленно пошли по лесной тропинке по направлению к замку.