Любовь и Люсия - Барбара Картленд Страница 27

— Любовь — это нечто большее, чем поцелуи. Поэтому я хочу прижать тебя к себе и показать тебе, как прекрасна любовь, когда людей тянет друг к другу.

Вновь порыв холодного ветра. Люсия окаменела и едва слышно спросила:

— Ты хочешь, чтобы я… стала твоей любовницей?

Перед ее глазами возникло искаженное гневом лицо Франчески. Девушка почти наяву слышала разъяренный голос танцовщицы, готовившейся вонзить стилет в грудь маркиза.

Услышав ее вопрос, маркиз опешил. Потом ответил:

— Дорогая моя, я не хочу, чтобы ты так думала.

— Но… ведь именно это ты имеешь в виду.

— Слова — чепуха. Какая разница, как что называть.

Мы говорим о нас с тобой — о тебе и обо мне, Люсия.

— Но то, что ты предлагаешь — нехорошо…

— Кто сказал? — недоумевал маркиз. — Дорогая, будь разумна. Что тебе еще остается — самой зарабатывать на жизнь? Боюсь, что одна, без защиты и поддержки ты не сможешь этого сделать.

Люсия молчала, и маркиз продолжал:

— Я обещаю заботиться о тебе. Мы будем очень счастливы вместе. В Лондоне я каждый день готов приезжать в дом, который подарю тебе. А еще мы на «Морском коньке» съездим во Францию, посмотрим мир!

Он говорил вкрадчиво, пытаясь соблазнить девушку, его рука все еще обнимала ее за талию, но Люсия знала, что между ними выросла стена.

Перед ее глазами промелькнуло лицо маркиза, когда он смотрел на Франческу; девушка вновь услышала исполненный холодной ярости голос, которым он приказывал артистке убираться.

В этот момент она не могла объяснить себе причину своего отказа, не могла спорить, но не могла и остаться с маркизом.

Она жалобно вскрикнула, словно маленький раненый зверек:

— Нет! Нет! Нет!

И побежала прочь, по трапу, к себе в каюту.

Маркиз шагнул следом, но вдруг остановился, повернулся к перилам и уставился невидящим взглядом на сиявшие в небе звезды.

Очутившись у себя в каюте, Люсия заперла дверь и бросилась на кровать, зарывшись лицом в подушки. Ее била такая сильная дрожь, что в какой-то миг ей показалось, будто она никогда не успокоится.

Она попыталась все обдумать, но голова ее отказывалась слушаться. Девушка задыхалась. Она словно попала в западню, в какое-то мрачное подземелье, из которого не было выхода. Прошло немало времени, прежде чем она опять обрела способность спокойно думать. Она лежала на кровати и неустанно спрашивала себя:

«Как он смел… ожидать от меня подобного? Как он мог подумать, что я из таких!»

Ей вспомнились мужчины, преследовавшие ее в Венеции. Они тоже считали Люсию «из таких». Встречая их, она всякий раз чувствовала себя оскорбленной и униженной.

Но маркиз, как мог именно он решить, что Люсия охотно заменит только что брошенную Франческу! Как он смел предлагать ей дом в обмен на любовь! При мысли об этом Люсия представила, что утопает в жутчайшей вязкой грязи.

«Как он мог? Как он осмелился хоть на миг заподозрить, что я соглашусь на такое?» — снова и снова спрашивала себя Люсия.

Однако постепенно девушка успокоилась, перестала Дрожать и попыталась хорошенько обдумать ситуацию. Но задача оказалась ей не по силам — при первом же воспоминании о счастливых минутах, проведенных с маркизом, ее вновь охватил дикий восторг, испытанный от его поцелуев, словно из глубины души всплывали неведомые чувства, зародившиеся в Люсии, когда маркиз целовал ее.

«Я люблю его! Люблю!» — говорила в темноту Люсия.

Неожиданно по ее щекам побежали слезы, и Люсия едва могла дышать. Боясь, что громкий плач может привлечь внимание маркиза, она спрятала лицо в подушку и долго рыдала.

Прошел по меньшей мере час, прежде чем она сняла вечернее платье, надела ночную рубашку и скользнула под одеяло. Она не знала, ушел ли маркиз спать, или стоит под дверью, собираясь просить прощения или продолжать свои домогательства.

Слезы Люсии были до того горькими, что она забыла обо всем, и теперь чувствовала себя опустошенной. В то же время в голове у нее прояснилось, и теперь она могла подумать.

Лежа в постели она вновь по порядку вспоминала случившееся и вдруг осознала всю глупость ребяческой мысли о том, что, полюбив друг друга, люди обязательно женятся.

Она знала, что маркиз никогда не женится на ней.

Матушка немало рассказывала Люсии о том, какую ответственность влечет за собой брак английских аристократов.

«В своих поместьях они почти равны королю, — объясняла матушка. — Подданные полагаются на решения своих господ и ищут их защиты, а слово аристократа — закон для простых людей», Она говорила Люсии, что члены благородных семейств заключают браки только с равными себе по положению, не допуская мезальянсов.

«Принцы женятся на пастушках разве что в сказках да в старинных романах, — улыбалась матушка, — но в настоящей жизни такого не бывает — надеюсь, ты это понимаешь».

«Но ведь иногда и принцессы выходят замуж за свинопасов», — продолжала Люсия.

Матушка только смеялась в ответ:

«По-настоящему важно только одно, моя дорогая — чтобы те, кто женится, любили друг друга. Ничто — ничто! — другое не имеет значения».

Но проблему Люсии это не решает.

Она никогда и не мечтала, что маркиз сделает ей предложение. Вероятно, у него и в мыслях никогда такого не было. Конечно, будь она разумнее, то давно бы догадалась, что в жизни маркиза может занимать лишь одно место — любовницы. Если здраво рассуждать, выход был неплох — да и других вариантов просто не было.

Однако согласие на такую жизнь разрушало все идеалы и представления Люсии о красоте, на которых она была воспитана. Именно красота была важнее всего для ее родителей в маленьком домике в Литтл-Мордене; именно красоту дарила мужу и дочери матушка Люсии, ту красоту, которую запечатлевал на полотнах Бернар Бомон, — красоту жизни и любви.

«Я совершила бы настоящее преступление, разрушь я все это, — доказывала себе Люсия, — и не только потому, что церковь зовет это грехом. Нет, это было бы надругательством над моей душой, над всем, во что я верю».

Она уже сомневалась, права ли ее матушка в том, что любовь важнее всего на свете.

Люсия вспомнила бурю чувств, которую разбудил в ней маркиз, вспомнила сладость его губ — и слезы вновь побежали по ее щекам.

«Я люблю его! Люблю!» — всхлипывала девушка.

И она поняла: чего бы он ни захотел от нее, сколь унизительны ни казались бы его требования, она все равно будет любить его, и ничто не сможет разрушить эту любовь.

Маркиз простоял на палубе очень долго.

Он и берег заметил только тогда, когда огни уже были совсем рядом и капитан начал искать бухту, где можно было бы бросить якорь.