Поцелуйте невесту, милорд! - Мэг Кэбот Страница 27

Нет. Ибо она дала ему понять, косвенным образом, разумеется, что она чувствует по этому поводу. В сущности, она только сейчас начала приходить в себя от шока, который испытала, обнаружив его в своем огороде, ну и потом, когда выяснилось, что ему известно о завещании О’Мэлли, и потом, когда он огорошил ее своим вопросом о Стюарте и, наконец, когда решил остаться на ночь в ее доме. Как, спрашивается, могла она противостоять подобному натиску? Право, это больше, чем может вынести одинокая женщина.

— Думаю, на сегодня достаточно, — сказал Джеймс. — Уверен, ты так же устала, как и я. Только скажи, где у тебя чистые простыни, и я не побеспокою тебя до утра.

Эмма пришла в ужас. Он что, собирается ночевать здесь, в ее доме? Наверное, он сошел с ума.

— Возможно, ты не заметила, — ответствовал Джеймс, — но мистер Мерфи отбыл. При всем желании я просто не могу вернуться в город.

— Но, — возразила Эмма, — вы могли бы дойти пешком. Дорога довольно крутая, но я могла бы вас проводить…

Джеймс приподнял брови:

— Вот уж не думал, что ты такая ханжа. Я засыпаю на ходу, наверное, из-за морского воздуха. Ничего не случится, если я проведу ночь на твоем диване.

— Но миссис Мактавиш, — упорствовала Эмма, — может заметить, что вы не ночевали в гостинице. Ее наверняка заинтересует, где это вы были…

Он отмахнулся от нее:

— Миссис Мактавиш это совершенно не интересует, Эмма.

Но когда Эмма заверила его, что он ошибается и к завтрашнему утру они станут предметом пересудов всего города, Джеймс просто посмотрел на нее и сказал укоризненно:

— Ради Бога, Эмма. Ведь мы не чужие друг другу. Мы семья, не так ли?

Семья! Подумать только! При одной мысли об этом Эмма заворочалась в постели. Уна, пристроившаяся рядом, в очередной раз приоткрыла глаза и устремила на хозяйку сонный взгляд, словно размышляя, когда же та наконец угомонится.

Семья! Какая наглость! После того, что он сделал… Конечно, с того дня в библиотеке прошел целый год. Но разве члены одной семьи бросаются друг на друга с кулаками только потому, что кто-то из них собрался жениться?

А что ей оставалось делать? Не могла же она выгнать его из дома. Ну, предположим, могла… например, потребовать, чтобы он отправился спать в сарай вместе с ее козой Тресидой.

Но ничего подобного Эмма не сделала. Вместо этого она безропотно подошла к комоду, где хранилось постельное белье, и вытащила простыни и одеяло. Она удивилась, когда Джеймс ухватился за углы простыни и помог постелить ее на диван. Он также настоял на том, чтобы помочь ей вымыть посуду, и, к величайшему удивлению Эммы, взял на себя мытье, предоставив ей более приятную часть работы — вытирание. Глядя, как он погружает руки в ледяную воду, Эмма ощутила приятное чувство товарищества. В конце концов, едва ли граф Денем согласился бы мыть чью-либо еще посуду.

Впрочем, она быстро подавила теплые чувства. Нельзя поддаваться ложному ощущению безопасности. Достаточно вспомнить, что произошло, когда она в последний раз доверилась этому человеку. Он чуть не убил Стюарта этими самыми руками!

И вот теперь он просит разрешения сделать то, что, по ее глубочайшему убеждению, приведет к беде, не говоря уже о последующем скандале…

Нет. Она не позволит себе смягчиться по отношению к Джеймсу. Потому что тогда ей будет намного труднее отказать ему в следующий раз — Эмма не сомневалась, что этот следующий раз скоро наступит, — когда он попросит разрешения откопать останки Стюарта. А этого она ни в коем случае не допустит.

Но Эмма никогда не умела по-настоящему ненавидеть. Собственно, граф Денем был единственным человеком, кого она когда-либо ненавидела, и хотя за минувший год она неоднократно испытывала к нему приступы ненависти, они никогда не продолжались более нескольких минут, а перерывы между ними тянулись недели, а то и месяцы. Право, ужасно утомительно испытывать к кому-либо постоянную и неутолимую ненависть Ей придется очень постараться, чтобы ненавидеть его все то время, пока он остается на острове, сколько бы это ни продолжалось.

А что, если, размышляла Эмма, Джеймс будет и дальше совершать по отношению к ней добрые поступки? Ну вроде того, как он защитил ее от лорда Маккрея, принес корзинку с деликатесами от миссис Мактавиш и помог вымыть посуду? Как она сможет его ненавидеть?

И все же нельзя допустить, чтобы ее неприязнь к Джеймсу ослабела.

Она приподняла голову и прислушалась, пытаясь определить, спит ли он. Может, лежит сейчас без сна, уставившись, как и она, в потолок? Из соседней комнаты не доносилось ни звука. Эмма не слышала ничего, кроме ровного дыхания Уны, спавшей рядом, завывания ветра снаружи и шепота сквозняков, выдувавших из комнаты все тепло.

Наличие только одного камина, который к тому же располагался в гостиной, а не в спальне, было существенным недостатком дома. Пока был жив Стюарт, это не представляло собой особой проблемы. Но теперь, когда его не стало, а дверь в гостиную была плотно закрыта — что было совершенно необходимо, иначе Джеймс увидел бы ее в ночной рубашке, — в спальне было холодно, как в склепе.

Съежившись под одеялом, Эмма обдумывала, что скажет утром миссис Мак-Юэн, когда та поинтересуется — что она непременно сделает, поскольку на острове не было секретов, — где Джеймс провел ночь, когда услышала какие-то посторонние звуки, словно кто-то пытался открыть входную дверь.

Эмма насторожилась, пытаясь сообразить, который сейчас час. Полночь, видимо, миновала, но определить, далеко ли до рассвета, не представлялось возможным, поскольку небо за ромбовидным окном было затянуто тучами.

Кому, скажите на милость, понадобилось бродить вокруг ее дома в такой час? Когда Стюарт был жив, Эмма не усмотрела бы в этом ничего необычного. Во время эпидемии тифа их не раз поднимали среди ночи прихожане, являвшиеся за викарием, чтобы он отпустил грехи их близким, состояние которых резко ухудшилось.

Но Стюарта больше нет. И кем бы ни был ночной посетитель, у него должна быть веская причина, чтобы заявиться к ней в такое время.

Или, что куда более вероятно, бесчестные намерения…

При этой мысли Эмма выпрыгнула из постели, подбежала к двери спальни, не задумываясь распахнула ее и бросилась к камину. Огонь в очаге погас, и только тлеющие угли освещали комнату. Но Эмма не стала медлить, чтобы полюбоваться их красноватым сиянием. Подхватив длинный подол ночной рубашки, она вскарабкалась на каменную облицовку камина и сняла с крючков висевшее на стене охотничье ружье. Не то чтобы она была искусным стрелком или могла хладнокровно всадить заряд в какое-либо ни в чем не повинное животное. В сущности, если бы не щедрый вклад Клетуса Мак-Юэна в ее хозяйство, ей пришлось бы довольствоваться хлебом и овощами.

Но хотя Стюарт наверняка пришел бы в ужас, знай он об этом, Эмма не считала предосудительным выстрелить в человеческое существо в случае необходимости.

С ружьем под мышкой Эмма направилась к входной двери. Она заперла ее на засов не потому, что боялась грабителей, а потому что ветер с моря мог распахнуть ее настежь, что уже не раз случалось. В дом можно было проникнуть и через окна, которые не составляло особого труда открыть снаружи, выдавить стекло, просунуть внутрь руку и поднять задвижку. Все они открывались наружу и удерживались в распахнутом состоянии с помощью металлических крючков.