Тревоги Тиффани Тротт - Изабель Вульф Страница 27

– К сожалению, нет, – ответила я. – Так мы уходим? Ужасно поздно.

Я махнула рукой Пирсу, который все еще обнимал элегантную брюнетку на танцевальной площадке, и затем попрощалась с Джонатаном.

– Я подумаю о том, что вы мне посоветовали, Тиффани, – сказал он, когда мы забирали наши плащи.

Потом мы с Кейт поехали обратно через весь город.

– Довольно забавно, да? – спросила она.

– Да, действительно. Интересно, захочет хоть кто-нибудь из них снова увидеть нас?

– Нам позвонят из «Встреч за столом», если с нами захотят встретиться.

На следующее утро, в полдесятого, я позвонила во «Встречи за столом».

– Здравствуйте. Это Тиффани Тротт. Спрашивал ли кто-нибудь из тех одиннадцати, с кем я познакомилась прошлым вечером, мой телефон?

– Э-э. Нет. Никто не спрашивал, – сказала сотрудница. – Но вы слишком торопитесь. Не беспокойтесь. Мы дадим вам знать, если кто-нибудь спросит.

А между тем я договорилась с биржевым брокером, который ответил на мое объявление в газете, о встрече. Из ста четырнадцати ответивших я оставила трех – и он был первым, с кем я решила увидеться. Ему было тридцать восемь лет, не женат, не играет в гольф, без сколько-нибудь заметной щетины на лице. Прекрасно. Чего еще желать? Мне понравилось его занимательное письмо – на трех страницах. Он писал, что обожает играть в нарды («хотя, будучи биржевым брокером, я не верю в азартные игры») и что терпеть не может гольф («как сказал Марк Твен, это прекрасный способ испортить хорошую прогулку»). Мне понравилось его чувство юмора, и на фото он выглядел вполне привлекательным, так что мы договорились о свидании в семь часов вечера в баре Уэст-Энда. Я оказалась там первой и сидела, разгадывая кроссворд. В семь пятнадцать какой-то человек подошел к моему столику и спросил:

– Тиффани?

– Да. А вы Ян?

Он кивнул. Забавно, что именно выбирают ваши глаза, когда вы встречаетесь с совершенно незнакомым человеком. Он был в довольно дешевом, мешковатом костюме, который мне не понравился. И галстук у него был в кричаще зеленых тонах. Он выглядел каким-то… неприметным. Обыкновенный рост. Обыкновенное сложение. Обыкновенные каштановые волосы. Обыкновенные карие глаза. Заурядная внешность – и ужасно маленький нос, явно курносый. На фотографии он выглядел куда лучше. Какой-то неудачник, подумала я. И он казался таким молодым и неопытным – словно маленький мальчик. Вряд ли у него было много подружек. Но если я разочаровалась в нем, то и по нему было видно, что я не произвела на него впечатления. Какая наглость, подумала я. Ну ладно. Лучше досидеть до конца. По крайней мере, выпить с ним по бокалу вина. А то невежливо. Он заказал какого-то вина, и мы разговорились. Я рассказала ему о своей работе, он рассказал мне о своей – он обслуживает частных клиентов на бирже при каком-то мелком коммерческом банке.

У меня были в запасе вопросы об индексе промышленных акций, публикуемом газетой «Файнэншл таймс», и об индексе Хэнг Сэнг, [36]так что беседа текла гладко. Но мне было довольно скучно, и я все думала, как бы потактичнее уйти, когда произошло нечто странное. Я упомянула название моей улицы, и он вдруг сказал:

– О, моя няня живет поблизости от вас.

– Ваша няня? О, я не знала, что у вас есть дети, – сказала я. – Вы не написали об этом.

– Да, у меня двое, обоим еще нет пяти.

– Да? Вы не упоминали, что женаты.

– Я не женат, – сказал он. Очень любопытно.

– Разведены?

– Нет, – сказал он сухо. – Я вдовец. Моя жена умерла.

Ах. У меня перехватило дыхание.

– Как это ужасно. Мне очень жаль, – сказала я. – Когда она… Когда это произошло?

– Пять недель назад, – ответил он. Пять недель!

– О! Как это ужасно, но прошло все-таки так мало времени… знаете… так мало… – Я замолчала.

– Ну, не так уж мало, потому что она умирала восемнадцать месяцев – у нее была лейкемия, – так что у нас было время проститься. Мы со школы вместе, еще в детстве дружили. Мы были женаты пятнадцать лет – рано поженились.

Как я могла встать и уйти после того, что он мне рассказал? Я не могла. Итак, я сидела там битых два часа, пока он рассказывал мне о своей жене и ее болезни, и о том, что это было настоящим потрясением – узнать, что она серьезно больна, и сознавать, что она скоро умрет, и все это длилось так долго, и как тяжело ему присматривать за детьми. И потом, в десять, он сказал, что должен идти. Мы попрощались, понимая, что нам обоим не хочется снова встречаться друг с другом. А потом я шла домой и плакала. Мне было так грустно. Так ужасно, ужасно грустно. Бедняга, думала я. Какая трагедия. Бедный, бедный. Но потом, вытерев глаза, я подумала: всего пять недель? Какой мерзавец.