Влюбленный Купидон - Лорелей Матиас Страница 27

Амели равнодушно пожала плечами, но на мгновение ее глаза заволокла печаль.

– Я же сказала, что никогда не выйду замуж. Тебе это известно, и здесь нечего обсуждать. Брак не для меня. Во всяком случае, не с моими генами развода. Кроме того, приглядись: ну какая из меня застенчивая невеста? Это не в моем стиле. Прости, Клери. – И девушка начала снимать платье. Чуть погодя она смущенно промолвила: – Э… знаешь, я только сейчас вспомнила… Я же обещала Дункану, что заскочу в офис днем, чтобы проверить, как идет работа над рекламной кампанией.

– Но сегодня воскресенье, Амели! – Возмущению Клер не было предела.

– Знаю, знаю. Но мы закончили подбор нарядов, не так ли?

– Пожалуй. Ладно, иди куда хочешь, – буркнула Клер, и в ее голосе прозвучала нотка разочарования.

Амели быстро переоделась и подхватила сумку и пальто.

– Извини, что так убегаю. Я не думала, что уже настолько поздно.

– Ничего страшного. Мне отлично известно, что ты всегда была не в ладах со временем.

– До свидания, дорогая. – Амели чмокнула подругу в щеку и скрылась из виду.

Потрясенная Клер осталась стоять с голубым платьем, перекинутым через руку.

Пробираясь сквозь толпу покупателей, Амели торопливо спускалась по эскалатору в «Селфриджез» Когда она выскочила на оживленную Оксфорд-стрит, накрапывал дождь. Набросив пальто, девушка ускорила шаг, чтобы успеть на автобус, который шел в направлении ее дома. Напоследок она глянула на свадебные манекены, выстроившиеся у окна на четвертом этаже, и почувствовала приступ вины оттого, что внезапно сбежала и бросила Клер. Капли дождя падали на лицо Амели, и ей пришлось опустить голову, чтобы прохожие не увидели влагу в ее глазах. Стоя в очереди на автобус, она почувствовала, как ее глаза наполняются слезами – необъяснимыми, эмоциональными слезами. Злясь на себя, Амели тряхнула головой и забралась в салон 139-го автобуса.

Ее мобильник звонил не переставая. Судя по номеру, это опять был Джек, и она выключила телефон. «Все, пора перезаключить договор и заодно сменить номер», – решила она. Чувствуя ком в горле и слабость в ногах, она плюхнулась в кресло у окна и возненавидела себя еще больше. Сунув в уши наушники, девушка выбрала своих любимых «Давз» [32]и принялась рыться в сумке в поисках дневника.

139-й автобус, воскресенье, 23 января, четвертый час дня

Сижу в автобусе, после того как беспричинно бросила Клер в самый разгар похода по магазинам. Чувствую себя последней сволочью. Налгала ей, что у меня дела на работе, сама не знаю почему. Трудно сказать, что со мной происходит в последнее время. Я понимаю, что рассуждаю, как Элизабет Вурцельх [33]в плохой день, однако мне действительно кажется, что сейчас вокруг меня образовалось темное облако. Я готова расплакаться по малейшему поводу. И что самое худшее, я никак не могу выбросить из головы Джека. Понятия не имею, на что он мне сдался, но, увидев его, я вдруг вспомнила, как хорошо нам было вместе. Что, если я никогда не найду человека, с которым мы будем столь же близки?

Когда Джек сказал, что не может забыть меня спустя столько времени, у меня внутри все перевернулось С тех пор я ни разу не поела твердой пищи. Все, что мне удалось запихнуть в себя за последние тридцать шесть часов, это полпорции «Бена и Джерриз», которые я проглотила по настоянию Клер. И, честно говоря, мой желудок все еще бунтует. Должна сознаться, что вчера, поддавшись всеобъемлющей, сверхчеловеческой депрессии, я практически полностью утратила самоконтроль. Внезапно я осознала, что нахожусь на чердаке и разыскиваю в грудах хлама «нашу» музыку, которую пару лет назад, в редкие минуты душевной твердости, я похоронила под другими ненужными сувенирами из прошлого. Почему я все еще цепляюсь за эти обломки – остается загадкой, ведь это не приносит ничего, кроме эмоциональных терзаний. Однако мне всегда было трудно расставаться со старыми вещами.

И вот я уселась, скрестив ноги, на холодном, сумрачном чердаке посреди поношенной одежды, нафталиновых шариков и всякой рухляди. Я слушала «наши» прежние песни, а по моему лицу струились слезы. Музыка перенесла меня в добрые старые времена, пробудив болезненные воспоминания, горькие и сладкие одновременно. Особенно плохо мне пришлось, когда я поставила тот самый альбом Дилана. Альбом, который Джек едва ли не до смерти заиграл в своей машине. Эта подборка была записана только на магнитофонную пленку, поэтому, куда бы мы ни ехали – в Брайтон, Корнуолл или любое другое место, – всегда звучала эта неизменная заезженная кассета.

Мы колесили по шоссе, слушая потрескивающую старую запись, и подпевали во весь голос: все равно нас никто не слышал. Солнце светило в окна и согревало наши плечи, заглядывая сквозь люк в крыше автомобиля. Мы играли в глупые дорожные игры, ели отвратительные пирожки с мясом на стоянках и болтали как задушевные друзья. Вчера я прослушала тот же альбом, только на CD. Звук был лучше, без шипения и потрескивания, однако он вызвал в памяти все чувства, которые я испытывала, сидя в машине с Джеком, – наивную уверенность в собственной безопасности, интуитивное убеждение, что мы всегда будем вместе, что никогда не расстанемся. Обычно идиллия продолжалась до того неизбежного момента, когда ржавый синий «фольксваген» Джека ломался. Ожидая рабочих ремонтной службы, которые вытащат нас из очередной передряги, мы затевали дурацкую ссору, однако наши размолвки никогда не продолжались долго. К тому времени, когда автомобиль приводили в порядок, мы снова целовались, не в силах оторвать глаз друг от друга.

Поэтому вчера я не совладала с унынием. Слишком трудно было этому противостоять. Я видела лицо Джека как наяву. Иногда музыка обладает странным свойством консервировать эмоции и словно закупоривает их в сосуде столь надежно, что годы спустя они, сохранившись в этой временной капсуле, заставляют открыться старые сердечные раны. После того как я несколько часов подряд слушала с любовью составленный Джеком «Амели-микс», мне остался всего один шаг до того унизительного состояния, которое сопровождается холодной, мерзкой головной болью от рыданий, красными глазами, распухшими щеками и отвращением к себе. Именно в этот момент в дверь позвонили. Разумеется, у меня душа ушла в пятки при мысли, что это может быть Джек. Затем сердце сжалось, страшась, что это не он. Потом я сломя голову побежала умыться и подкрасить глаза на случай, если это все-таки Джек. И наконец все успокоилось, когда я увидела за дверью Клер. Милая Клер пришла, чтобы извлечь меня из пропасти, именуемой жалостью к себе.

Господи, как я рада, что она это сделала. Как здорово снова вернуться в мир живых людей. Но хотя сейчас я чувствую себя немного лучше, меня одолевают сомнения. Что, если я действительно должна простить его? Что, если наша случайная встреча после трех лет разлуки – это знак судьбы, которая пытается сказать мне, что у каждого есть вторая половинка? И моя половинка – это Джек? Может, я была слишком сурова к нему? Я не представляю, где найти человека, с которым мы так подходили бы друг другу. Должна ли я дать ему второй шанс? Если б я знала… Лучше б я никогда не ходила на эту проклятую вечеринку! Если бы только Бог уберег меня от участия в этой злополучной рекламной кампании.