Розовое гетто - Лиз Айлэнд Страница 27

— Знаешь, у меня есть несколько редактур… — И забарабанила пальцами по манжету рукава. — Ты не возражаешь?

— Отнюдь. — Подумаешь, еще десяток бессонных ночей.

— Вот и хорошо, — кивнула Рита. — Тогда я практически войду в график.

Она улыбалась. Ради этого стоило недоспать.

А кроме того, теперь я могла испечь на десяток пирожных меньше.

— Что ты мне принесла? — спросил Флейшман, едва я переступила порог.

Я бросила на диван два пакета с рукописями и взяла на руки Максуэлла, который радостно меня облизал.

Уэнди, которая пришла к обеду, что случалось крайне редко, сидела за столом, поставив на него тостер и положив на колени газету. Поморщилась, увидев собачьи нежности.

— Отвратительно.

— Но восхитительно отвратительно. — Я чмокнула Максуэлла в нос.

Флейшман сунулся в оба пакета, на лице отразилось разочарование.

— Книг нет?

— Почему нет? Там только книги.

Он уселся на диван.

— Но мне нравятся те, что в обложках.

— Завтра принесу. Но сегодня нужно просмотреть эти и выяснить, есть ли в них что-нибудь путное.

— Ага! — кивнул Флейшман. — Это я могу сделать.

Я опустила щенка на пол, скрестила руки на груди.

— Разве ты не устал?

— Господи, нет. Проспал весь день. А вот у тебя измученный вид.

— Я, между прочим, целый день работала. — Я смотрела на Уэнди, которая запихивала ножницы в тостер. К розетке она его не подключила, но все выглядело очень уж странно. — Что ты делаешь?

— На дне тостера кусок бублика, — ответила она, не прерывая своего занятия. — Если его там оставить, может случиться пожар.

— Как ты узнала?

— Ты про что? Он же в тостере!

— Я знаю, но что заставило тебя посмотреть в него?

— Я его чистила. — Уэнди повысила голос, в нем слышались нотки раздражения.

Флейшман и я переглянулись. Просто удивительно, какие идеи приходили Уэнди в голову. Вероятно, причину следовало искать в телевизионных шоу о домашнем хозяйстве. Она прямо-таки прилипала к экрану, и это при том, что у самой не было даже собственного стенного шкафа.

Уэнди продолжила возню с тостером, а Флейшман вытащил из пакета одну из рукописей и пролистал.

— Длинная, однако. — Мне они все казались длинными. — Могу я ее прочитать?

— Зачем?

Он расправил плечи.

— Я чувствую, что должен поспособствовать твоему карьерному росту. Плюс мне просто нравится читать эти книги. Они открыли для меня совершенно новый мир. Мир любовного романа.

Я усмехнулась:

— Только будь осторожен. Не расплескай пиво. Рукописи нужно вернуть авторам.

Его глаза широко раскрылись.

— А если вы захотите купить роман?

Я почувствовала, как мои губы пренебрежительно изогнулись.

— Это вряд ли.

— Готово! — воскликнула Уэнди. Ножницами она ухватила приличный кусок бублика, который цветом уже не отличался от угля. Пристально всмотрелась в него, потом повернулась ко мне. — Это ты любишь бублики с кунжутом?

Как же быстро она нашла виновника!

— Я и не заметила, что он туда упал. — Я даже не могла вспомнить, когда в последний раз обжаривала бублик в тостере.

— Этот маленький кусочек мог привести к пожару, который выжег бы всю квартиру, — назидательно сказала Уэнди.

Я упала на стул, чувствуя себя безответственной поджигательницей.

Флейшман уже устроился на диване с выбранной рукописью.

— Я точно знаю, что найду золотую жилу. Думаю, эта работа — мое призвание.

— Но это же не твоя работа, — возмутилась Уэнди.

Она бросила на меня предупреждающий взгляд, хотя, честно говоря, я не видела ничего дурного в том, чтобы позволить Флейшману читать присланные в редакцию рукописи.

Я заснула посреди чего-то с названием «Необычные роды», романа о мужчине-акушере, который влюбляется в одну из своих пациенток. Успела отметить несколько несуразностей. Во-первых, завязка: врач, у которого ярко-рыжие волосы, принимает роды в автобусе. Я попыталась представить себе женщину, которая корчится от родовых схваток в муниципальном автобусе. Неужели кто-то захочет такое читать?

И вообще сама идея выбрать в качестве героя мужчину-акушера. Какому мужику захочется изо дня в день измерять у женщин шейки матки и делать эпизиотомии [45]?

Разумеется, не следовало забывать о чуде рождения…

Но эпизиотомии при этом оставались.

Или во всем мире от подобных деталей мутило только меня?

Где-то на третьей главе я упала на диван, закрыла глаза, а очнулась около четырех утра, после чего доползла до собственной постели. Услышала, как Флейшман похрапывает в своем углу, и задалась вопросом, давно ли он прекратил поиски золота.

Как только голова коснулась подушки, я вновь вырубилась.

Когда разлепила глаза в следующий раз, сквозь жалюзи просачивались солнечные лучи, а Флейшман стоял у моей кровати с чашкой кофе.

— Тебе лучше поторопиться, а не то опоздаешь.

Я села, с благодарностью взяла кружку с изображением Зигги [46]— мы заметили ее в каком-то магазинчике в одну из субботних распродаж, и я нашла изображение забавным. И тут же подумала о кружке Мэри Джо с девочкой Кэти. Эту, пожалуй, изготовили еще раньше.

— Я докопался до золота, — объявил Флейшман.

Я рассмеялась:

— Неужели нашел что-то более сверкающее, чем «Необычные роды»?

Он не разделил моего веселья.

— Я нашел нечто такое, что решит твою судьбу.

— Мою судьбу?

— Обеспечит тебе безоблачное будущее. И, честно говоря, начинаю сомневаться, заслуживаешь ли ты этого. Судя по твоей реакции, я мечу бисер перед свиньей.

— Сейчас только семь утра.

— Ты должна прочитать эту рукопись, Ребекка. Она так хороша! У меня по коже мурашки бежали, особенно в конце!

Я нахмурилась:

— Ты прочитал всю рукопись?

— Разумеется. Ты вырубилась в девять, но я-то не спал до половины первого.

Я застонала. Так много хотела сделать вчера вечером, а вместо этого заснула. Теперь придется тащить обе рукописи обратно в редакцию. Непрочитанными.