Колдовство любви - Аннет Клоу Страница 27

— Делай с ним, что хочешь, — буркнул он, протянув ей ожерелье, — но не смей носить в моем присутствии.

Взглянув на янтарные капли, Лали поняла, что это украшение ей больше не нужно. Оно напоминает ошейник раба, и правильнее всего будет избавиться от него навсегда. Размахнувшись, девушка швырнула ожерелье подальше в море. Янтарь последний раз блеснул в лучах вечернего солнца и скрылся в лазурных водах.

— Все. Капитана Джаноцци больше нет.

Морщинки на лбу Антонио разгладились.

— Ты заплатила свою дань морю. Будем надеяться, что оно проявит милосердие, и ты без приключений вернешься домой. А теперь дай мне руку, Лали.

С любопытством прищурившись, девушка вложила свою ручку в мощную ладонь мужчины, и он тут же прижал Лали к своей груди.

«Неужели он собирается поцеловать меня на глазах у всех?» Дрожа от страха и надежды, Лали бросила испуганный взгляд на купцов, с любопытством глазеющих на них.

— Здесь? При всех?!

— Конечно.

«Как странно… Целоваться в присутствии людей ужасно стыдно, но что поделать, если Антонио этого хочет». Приподняв голову, Лали, закрыла глаза и послушно подставила мужчине губы для поцелуя. Однако ничего подобного не произошло.

— Открой глаза, глупышка, иначе упадешь во время танца. Жаль, что на корабле нет музыкантов, но ничего — я напою тебе мелодию и покажу движения самого благородного из всех танцев.

— Танец?.. А я думала… — голос Лали прервался от смущения. Ей было стыдно за себя.

Отблеск солнечных лучей отразился в глазах Антонио.

— Я: понял тебя, — тихо прошептал он, — но сначала танец.

«А потом?» — едва не сорвался вопрос, но девушка успела остановиться. Довольно показывать свою слабость.

Танец оказался весьма благородным и до невозможности скучным. Лали все время хотелось ускорить движения, но Карриоццо старательно пресекал ее попытки. Впрочем, близость к Антонио сумела напитать этот скучный танец приятным удовольствием, и, наслаждаясь прикосновением рук, обнимавших ее талию, девушка послушно двигалась бок о бок с мужчиной в такт мелодии, которую он старательно напевал.

— А нельзя танцевать иначе? — поинтересовалась Лали, когда Антонио сделал изящный поклон, заканчивая паванну.

— Тебе должна понравиться фарандола, — улыбнулся Карриоццо и тут же заставил Лали быстро крутануться на месте пару раз, затем пропустил под своей рукой и, наконец, крепко обхватив за талию, быстро закружил девушку по палубе, непрестанно меняя направление движения. — Нравится?

— Очень! — счастливо засмеялась Лали.

Быстро уловив ритм, девушка легко повторяла движения Антонио, который то прижимался к ней, то отстранялся прочь, а затем вновь привлекал к себе.

Внезапно Карриоццо резко остановился и, недовольно оглянувшись на зрителей их импровизированного спектакля, потянул девушку в укромное место. Устроившись между бортом галеры и огромными тюками с товарами, где их никто не мог увидеть, Антонио с жадностью впился в зовущие девичьи губы, и Лали, застонав от удовольствия, послушно прильнула к нему. Забыв обо всем, молодые люди погрузились в упоение поцелуем, пьянея от страсти, словно от вина.

— Моя… — низким, прерывающимся голосом прошептал он, оторвавшись на миг от ее сладких, слегка припухших губ.

— Твоя… — промурлыкала девушка и вновь потянулась за поцелуем к Антонио.

Карриоццо вздрогнул и отстранился.

— Темнеет. Франческо нас пригласил на ужин к себе.

Лали обиженно уставилась на Антонио. Она, конечно, успела проголодаться, но напоминание о капитане и ужине именно сейчас показалось ей обидным.

— Я не хочу вновь выслушивать его глупую болтовню.

— Как хочешь. Ступай в нашу каюту. Я принесу тебе что-нибудь из еды.

Разгоряченный танцем Антонио позволил себе на время забыть свою клятву. Но утопающее в море солнце заставило его остановиться. Он не должен, не смеет обманывать доверившуюся ему девушку. Иначе будет считать себя не меньшим подлецом, чем шахзаде и Джаноцци. С этого самого момента Лали для него лишь маленькая девочка, которой он обещал помочь.

Но коварной змеей в сознание вползала мысль, что вряд ли он сумеет сдержать себя, если Лали — золотой тюльпан, выросший в гареме, — будет столь настойчива. Будь прокляты обычаи османского мира, где женщин с детства готовят в наложницы!