Обольстительная герцогиня - Эмили Брайан Страница 27

Его дыхание согревало ее соски, дразня близостью губ, а язык описывал круги вокруг светло-розовых ореолов. Когда он, наконец, заключил один из них в плен своего рта, у нее чуть не подкосились колени.

– Так не пойдет! – сказала она, отступив назад. Он взглянул на нее в недоумении.

– Ты больше нравишься мне голым.

– Никто не сможет сказать, что я не исполнил желание леди, – сказал он с усмешкой. С ее помощью, иногда являющейся и препятствием, когда она начинала целовать его вместо того, чтобы снимать одежду, он освободился от костюма.

Ее мистер Доверспайк уже не был просто эстетически приятной совокупностью линий и плоскостей, загадкой тени и света. Теперь он был полностью раздет, обнажив перед ней душу и тело. Артемизия наслаждалась, глядя на него, крепкого, сильного и, без сомнения, мужественного.

– О, Томас, ты прекрасен, а я никогда тебе этого не говорила.

– Твои глаза всегда говорили это, пусть даже без слов. И я Тревелин, ваша светлость, – сказал он, заключив ее в объятия. Теплота и дрожь его обнаженною тела, прикасающегося к ней, сами по себе были раем. – Зови меня Тревелин. Или Трев, если тебе так больше нравится.

– О да, Трев, мне действительно нравится. – Артемизия была удивлена тем, как хрипло прозвучал ее голос. – Мне кажется, что в данной ситуации обращаться ко мне «ваша светлость» смешно. Думаю, тебе стоит звать меня Артемизией.

– Нет, если ты позволишь мне, я бы лучше звал тебя Ларла, – сказал он с нежностью. – Это твое тайное имя, а я надеюсь в ближайшее время открыть все твои секреты.

Он приподнял Артемизию и понес к кушетке в углу комнаты, а затем нежно положил ее. Потом встал рядом е ней, ощупывая горячим взглядом каждую точечку ее тела.

Артемизия томно раскинулась на кушетке, словно приглашая его рассмотреть ее всю. Бархат, к которому прикасалось ее нагое тело, доставлял ей удовольствие. Она чувствовала себя желанной, дикой и безрассудной. Все ее существо трепетало, а напряжение между ног оказалось столь сильным, что она чуть не раскинула их перед ним, словно умоляя взять ее прямо здесь и сейчас.

Ей пришлось прикусить губу, чтобы сдержать свой порыв.

Тревелин опустился перед ней на колени.

– Знаешь, ты моя, – пробормотал он, – сегодня вечером я предъявляю на тебя права.

– Сегодня вечером я твоя, – согласилась Артемизия и сглотнула. Она недоумевала, что же он делает с ней, и в то же время дрожала от предвкушения.

Он снова поцеловал ее, мягко, почти невесомо. А потом оторвался от ее губ и начал покрывать поцелуями все тело – шею, нежный изгиб подмышки, локоток, а затем, словно поддразнивая, принялся ласкать языком пупок.

Артемизия извивалась под его ласками.

Он слегка прикусил ее сосок, не слишком сильно, но так, что она вздрогнула от желания. Ее лоно сжалось одновременно с грудью.

Его рука проскользнула по ее животу и опустилась ниже, и бугорок пульсировал под его ладонью, а лоно ее увлажнилось. Кончики его пальцев нащупали чувствительную точку, и она вскрикнула от неожиданно сильной волны удовольствия, которая прокатилась по ее телу.

Дыхание ее стало прерывистым.

– Тише, Ларла, – прошептал он. – Все будет хорошо, вот увидишь.

Она успокоилась, как ребенок, которого утешили после дурного сна. Хотя она и не желала это признавать, ее уединенная жизнь была кошмаром. Артемизия отдалилась, и не столько от других людей, сколько от самой себя. Она даже не подозревала, что ее можно увлечь в стремительное, полное опасностей приключение по холмам и долинам ее тела.

Трев играл на ее чувственности, как виртуозный виолончелист мог бы играть на Страдивари. Он был ее умелым проводником в странствиях по стране наслаждений. Глядя в глаза, потемневшие от желания, Артемизия наконец-то доверилась ему. Доверилась полностью.

Когда рука его начала двигаться, она закрыла глаза и позволила ему вести ее в темноте к неизведанному. Она чувствовала приближение опасности, как слепец чувствует пропасть впереди, но не стала сдерживаться. Возможно, ей суждено упасть, но она инстинктивно понимала, что Тревелин поймает ее.

Возможно, в падении как раз и был весь смысл.

Она услышала вскрик и не сразу поняла, что этот звук доносился из ее рта. Умелые пальцы начали дарить ей обещанное облегчение, но внезапно он быстро убрал руку.

Она была готова умолять его о продолжении, чтобы он снова ласкал ее пальцами, отправляя ли на погибель или же вознося на небеса, она сама не могла решить. Это страстное желание ощущалось ею столь остро, что ей было почти все равно, что находится в конце долгого пути. Главное, чтобы ее жажда была утолена.

Но потом она почувствовала на себе его губы, и все связные мысли унеслись прочь.

– Ларла, – услышала она голос откуда-то издалека. – Ларла, где ты, девочка моя?

«Я здесь», – хотела сказать Артемизия, но ей не удавалось произнести ни слова. Мир вокруг кружился в благословенном танце.

– Артемизия, мама тебя ищет, – произнес голос уже ближе, возможно даже, из-за закрытой двери студии.

«Господи! Мама!» А этот бесплотный голос принадлежит ее отцу.

– Остановись! Пожалуйста, остановись! – взмолилась Артемизия, сделав над собой гигантское усилие. Она схватила Тревелина за волосы и отодвинула его голову от тайного местечка между ее ног. – Кто-то идет!

Тревелин непонимающе посмотрел на нее, а затем мигнул, будто бы очнулся от гипноза.

Ее физические желания отошли на второй план перед приближающейся паникой. Она оттолкнула. Тревелина и поднялась на ноги.

– Как же я была глупа! За этой дверью вечер в самом разгаре, кто угодно мог заглянуть в студию, – сказала она, натянув нижнюю юбку и надев через голову узкую блузку. Так и не удовлетворенное желание вызывало пульсацию между ног, совпадающую с ударами сердца. Руки ее дрожали.

– Я запер дверь, когда вошел, – произнес Трев.

– Но что, если кто-то все равно услышал бы, чем мы здесь занимаемся? – Лицо ее пылало при мысли о звуках, которые она издавала в порыве страсти. – И о чем я только думала?

– Ты не думала. – Трев провел рукой по своему лицу и растрепавшимся волосам. – И я, впрочем, тоже. Прошу прощения, Ларла. Позволь мне помочь тебе.

Он повернул ее от себя и туго зашнуровал блузку, а затем нагнулся и помог обернуть сари вокруг тела, чтобы оно снова спадало чувственными складками.

Каждое быстрое прикосновение его пальцев вызывало дрожь, потому что больше всего на свете ей хотелось, чтобы он снова раздел ее.

Смущение окрасило ее щеки, она не могла заставить себя посмотреть на него.

– Ларла! Медведь уже уходит, – позвал ее отец. – Давай запрем за ним дверь. Где ты, милая моя?