Ястреб и голубка - Вирджиния Хенли Страница 27

Стоило ему отойти от нее, как полдюжины мужчин устремились к нему и стали просить, чтобы он представил их очаровательной незнакомке. В тот же самый момент к Сабби подошла Филадельфия Кэри.

— Вы намерены приберечь этого неотразимого молодчика исключительно для себя, Сабби, или будете достаточно великодушны и познакомите с ним меня?

Мэтт принес вина, и мужчины тут же образовали около них полукруг.

— Сабби, я хочу кое с кем вас познакомить. — Не останавливаясь, он назвал их одного за другим:

— Лорд Оксфорд, Джеймс Клинтон, сэр Джон Хинидж, Энтони Бэкон, французский посол де Вилье и Уильям Герберт… Насколько я понимаю, он сын графа Пемброка. Господа, разрешите мне представить вам племянницу леди Кейт Эшфорд, госпожу Сабину Уайлд, только что прибывшую ко двору.

Каждый запечатлел долгий поцелуй на ее руке, тогда как она в ответ бормотала только «милорд…», поскольку, разумеется, не смогла с первого раза запомнить, кто есть кто. Легкий тычок в спину заставил ее вспомнить о Филадельфии.

— Мэтт, я бы хотела познакомить вас с моим новым другом Филадельфией Кэри… а это Мэтью Хокхерст.

Глаза девушки изумленно расширились:

— Вы брат лорда Девонпорта?

— Нет, — шутливо запротестовал Мэтью, — это он мой брат! Не желаете ли, сударыни, поиграть в карты?

Мэтью задумал таким образом увести их от мужчин, но, когда они направились к карточным столам, новые знакомцы Сабби потянулись следом. Мэтью усадил ее справа от себя, а Филадельфию — слева. Джеймс Клинтон, опередив других, занял четвертое кресло.

Мэтт дипломатично предложил:

— Может быть, сыграем в сант? По-моему, дамам эта игра нравится больше всех других.

Сабби забеспокоилась: как же они будут играть, ведь на четверых не хватит карт в колоде, но, конечно, Мэтт ввел в игру две колоды по тридцать две карты, и она воспряла духом.

Сабби каждый раз проигрывала, и ее скромный запас монет скоро подошел к концу. Наконец она выиграла деньги у Джеймса Клинтона и заподозрила, что он умышленно ей поддался. Впрочем, ей было все равно, выиграет она или проиграет: ее радовало все — риск, обмен остроумными репликами, смех и восхищенные взгляды.

Вино лилось рекой. Сабби утратила всякую осторожность и в результате проиграла все, что у нее еще оставалось. Филадельфия, не таясь, кокетничала с Мэтью, время от времени касаясь его руки или — под столом — его колена.

Мэтью оглянулся вокруг — и на лице у него отразилась явная тревога.

— В чем дело? — тихо спросила Сабби, перехватив его взгляд.

— Сюрприз! — предостерег ее Мэтью. — На горизонте…

Сабби оцепенела.

— Я точно знаю, кто там на горизонте, — холодно заявила она. — Драгоценный Бог Морей ее величества.

Хок легко качнул головой, и Мэтью незамедлительно повиновался безмолвному приказу, уступив старшему брату свое место за столом.

Когда Мэтью встал, встала и Филадельфия, не желая так скоро лишаться его общества.

Видя, что леди встает, поднялся на ноги и учтивый Джеймс Клинтон, и Хокхерст насмешливо хмыкнул:

— Кажется, мне остается только поиграть с дамой.

Это прозвучало весьма двусмысленно. Сабби одарила его ледяным взглядом:

— Боюсь, вы ошибаетесь. Благодарение небесам, я проиграла все свои деньги, — с притворным сожалением произнесла она и сделала попытку встать с кресла.

Попытка, однако, не увенчалась успехом.

Смуглая сильная рука бесцеремонно опустилась на плечо Сабби и пригвоздила ее к месту.

— Не имеет значения. Сыграем на эту безделушку.

Сабби и ахнуть не успела, как он ловкими пальцами снял с нее ожерелье и положил его на стол между ними. У нее в горле пересохло. Она быстро оглянулась вокруг, ища глазами Мэтта, но юный трусишка бросил ее на растерзание Богу Морей.

Его лицо было отмечено печатью силы, юмора и мужского высокомерия. Он казался деспотичным, непредсказуемым и опасным.

Между ними словно висели в воздухе последние слова, услышанные им от нее: «Убирайтесь к дьяволу!»

Ей хотелось и сейчас выкрикнуть те же слова, но она постаралась подавить глубочайшую враждебность, которую он в ней вызывал.

— Я не могу играть на такие высокие ставки, милорд. Вы пользуетесь своим преимуществом… Я только учусь играть.

Его глаза оставались холодными, на лице не было и тени улыбки.

— Стоит нам встретиться, как ты начинаешь хныкать. В тот раз я воспользовался твоей невинностью, теперь, оказывается, я пользуюсь твоим невежеством.

Она мгновенно проглотила наживку: оскорбительные слова заставили ее разозлиться еще больше, а он не замедлил подлить масла в огонь:

— Бога ради, что тут такого? Это же всего лишь игра!

Он насмехался, но она-то чуяла, что это смертельно опасная игра. Ей был известен исход — и ему тоже. Казалось, он знал, что ожерелье не принадлежит ей, и, зная это, обдуманно и умело отобрал у нее это украшение.

— А что поставите на кон вы, милорд?

— А чего бы вам хотелось? — ответил он вопросом на вопрос.

Она глубоко вгляделась в его глаза, стараясь при этом притвориться спокойной.

— У вас нет ничего такого, что я желал бы получить, — медленно проговорила она, подчеркивая каждое слово.

Он усмехнулся. То была усмешка хищника, в которой читалось предостережение: прежде чем он с ней покончит, она захочет кое-что от него получить — и будет просить его об этом.

— Тогда пусть будет пять сотен крон; все женщины желают получать деньги.

Названная им сумма была оскорбительно высокой, а манера держаться — откровенно наглой.

Она не намеревалась ни в чем ему уступать, и в наглости тоже. Обстоятельства складывались явно не в ее пользу, и она попробовала уравнять шансы:

— Давайте просто вынем из колоды по одной карте. У кого карта старше, тот и выиграл. А сидеть тут и продолжать этот фарс я отказываюсь.

Он учтиво предложил ей колоду. Она вытянула десятку — он вытянул валета..

— Какая правильная карта! [8]— бросила она.

Сабби схватила веер и чуть не перевернула свое кресло, попытавшись удрать от опасного партнера, однако он удержал ее за запястье и тихо произнес:

— Мои комнаты — на четвертом этаже.

Если ты хорошо разыграешь свои карты, — он покачал ожерельем у нее перед глазами, — я сумею быть весьма великодушным.

От злости и возмущения у нее чуть не отнялся язык. Окатив его волной ледяного презрения, она прошипела: «Пошел ты ко всем чертям!»