Лебеди Леонардо - Карин Эссекс Страница 27

От созерцания убийства сердце Беатриче бешено стучало. Серые перья падали с небес, касаясь ее лба, носа и плеч. Соколы убили столько цапель, что несколько мгновений казалось, будто с неба сыплется перьевой дождь. Длинные, безжизненные конечности птиц болтались, словно бахрома, в руках пажей, хватавших цапель за окровавленные шеи.

Озирис вернулся к хозяину, который предложил своей нареченной посадить сокола на ее узкое, затянутое перчаткой запястье. Правое крыло Озириса кровоточило, он потерял много перьев. Наконец Бьянка Джованна позволила соколу усесться на своем запястье и принялась нашептывать ему ласковые слова, пока Галеазз надевал на голову птицы колпак.

Беатриче обожала Бьянку и с радостью смотрела, как нежен со своей нареченной Галеазз. Их отношения напоминали Беатриче Франческо и Изабеллу до свадьбы. Почему муж Беатриче влюблен в другую? И не в одну, а, если уж быть откровенной, в двух женщин.

Разве не видела Беатриче, как Лодовико не сводит глаз с лебедей, подаренных Изабеллой? Беатриче была превосходной лучницей, и ей ничего не стоило двумя меткими выстрелами поразить этих изящных белых птиц. Если бы только они не были так прекрасны! Она могла бы спустить на них самых безжалостных соколов и смотреть, как лебеди испускают последний жалобный крик. Пусть лебеди и глупы, но они защищают друг друга с исключительной отвагой. По крайней мере, это будет честная битва, совсем непохожая на ту, которую ей приходится вести с Цецилией Галлерани и собственной сестрой.

Беатриче казалось, что Франческо тоже догадывается обо всем. Лодовико без устали приглашал Изабеллу в Милан, якобы ради Беатриче, хотя не считал нужным даже посоветоваться с ней по этому поводу. Франческо в ответ приводил бесчисленные резоны, почему его жена должна оставаться в Мантуе. Сначала он сам уезжал в Болонью на свадьбу брата Джованни, который сочетался браком с Лаурой Бентивольо, и в Мантуе должен был остаться кто-то, кому Франческо мог доверить государственные дела и заботы. Затем Франческо собрался в Урбино, чтобы навестить сестру Элизабетту. Беатриче была уверена, что Франческо специально искал предлоги, чтобы не пускать Изабеллу в Милан. Вернувшись домой, муж Изабеллы заболел непонятной болезнью и настоял, чтобы жена ухаживала за ним. При миланском дворе болтали, что Франческо не устает напоминать жене, что они «не так богаты, как эти Сфорца» и не могут себе позволить путешествовать с пышностью, к которой привыкла Изабелла. Обычно старшая из сестер д'Эсте выезжала в сопровождении сотен слуг, полностью обновив гардероб, чтобы ни в чем не уступать младшей. В последнее время сплетники болтали, будто Изабелла заявила Франческо, что если он не позволит ей заказать себе новый гардероб, она явится в гости к сестре в одной сорочке.

Наконец недовольство Лодовико проявилось в скандальном поступке. Он в сердцах отменил все турниры и увеселения, которыми собирались отметить рождение сына герцога и герцогини миланских — маленького графа Павии. Изабелла Арагонская, считавшая, что ее сыну нанесли оскорбление, была в ярости. Она писала грозные письма родным в Неаполь, требуя, чтобы Лодовико лишили регентства. Беатриче узнала эти подробности от болтливых секретарей. Говорили, что родственники Изабеллы и рады были бы прислушаться к ее гневным просьбам, если бы не Джан. По своему скудоумию и любви к крепким напиткам он был не только неспособен управлять таким городом-государством, как Милан, но и вряд ли довел бы до водопоя собственную лошадь.

В это мгновение Джан вновь чуть не свалился с лошади, пытаясь ущипнуть своего любимчика за небритую щеку. Что ж, по крайней мере, Беатриче приходится соперничать с двумя прекрасными и образованными женщинами, а не с деревенским увальнем с длинными нескладными конечностями, не умеющим ни читать, ни писать.

Слуги снова подсадили Джана в седло, и Лодовико протянул ему фляжку с вином. Беатриче наблюдала, как глаза Изабеллы стрельнули в Il Moro, словно язык ядовитой кобры. Кровь бросилась Изабелле в лицо, покраснели даже шея и грудь, высоко поднятая корсажем платья. Герцогиня судорожно задышала. Беатриче знала, что Изабелла обвиняет Лодовико в плачевном состоянии мужа. Но что оставалось делать Лодовико? Отдать Милан в руки полоумного пьяницы, ничего не смыслящего в государственном правлении? Безропотно подарить город первому встречному, который без труда свергнет глупого мальчишку?

Беатриче знала, что Лодовико любит власть, однако даже она считала, что ее муж относится к этому недалекому юнцу с большим терпением, чем тот заслуживает. Другой правитель на его месте давно бы уже покончил с бедным Джаном. Итальянская история полна подобных примеров. Даже ее собственный отец пытался отравить своего племянника Никколо, который замышлял заговор против герцога Эрколя. Сторонники Никколо потерпели поражение, и Эрколь велел отрубить им головы. И никто после этого не стал меньше уважать ее отца, напротив, влияние герцога еще больше возросло. Эрколь вместе со своей супругой Леонорой и детьми благоденствовали, а не гнили в гробнице феррарского собора, как множество благородных семейств, не сумевших за себя постоять. После того как герцог Эрколь покарал мятежников, улицы Феррары огласились приветственными криками: «Алмазный! Алмазный! Да здравствует Эрколь!» Тогда горожане и дали герцогу его второе прозвище — Северный Ветер — за холодную решимость, с которой Эрколь спас их землю от кровавой междоусобицы.

Однако краса Арагона не разделяла чувств Беатриче к Лодовико. Она не желала признавать, что, взяв власть в свои руки, Лодовико спас Милан от разрушения, к которому неминуемо привел бы город беспомощный Джан Галеаццо.

Подхлестнув лошадь, Изабелла Арагонская вплотную приблизилась к Беатриче.

— Поехали со мной, кузина, — прошипела она. Это была не просьба, а скорее приказ. — Здесь неподалеку есть прелестный пруд, где наши лошади смогут утолить жажду.

Беатриче не желала выслушивать гневные тирады Изабеллы, но последовала за ней, негодуя на собственную безропотность. Она позволила Изабелле увлечь себя на узкую тропинку, где чертополох тут же вцепился в вуаль и лошадиные бока. Наконец они достигли пруда — грязной лужи с гниющим мусором.

— Отвратительно! — возмутилась Беатриче. — Я не позволю Драго пить эту гадость!

— Удивительно! Природные явления вас возмущают, тогда как деяния вашего мужа оставляют равнодушной!

— Не знаю, о чем вы.

Беатриче развернула Драго назад — подальше от зловонного пруда и ядовитых слов, слетавших с губ герцогини.

— Разве вы не видите, что Лодовико намеренно спаивает моего мужа, чтобы и дальше узурпировать его власть?

Беатриче молчала, хотя ей хотелось возразить Изабелле, что, если бы Джан захотел управлять своим герцогством, он мог бы вступить во владение Миланом еще два года назад, когда достиг совершеннолетия.

— Лодовико всех нас предал, — продолжала Изабелла.

Беатриче молчала. Возможно, стоит дать кузине возможность выговориться?

— Вы же не станете утверждать, будто не знаете о том, что Лодовико везде появляется с Цецилией Галлерани, словно с законной женой? Неужели вам не хотелось бы сопровождать своего мужа, вместо того чтобы сидеть взаперти в замке, как неразумному ребенку?