Высшая степень обиды - Тамара Шатохина Страница 27

Всю свою взрослую жизнь… всю! Всю эту гребаную жизнь я жила с ощущением личного физического несовершенства, потому что созданная искусственно внешность с самого начала воспринималась, как обман… и для самой себя тоже. А еще я была хронической лгуньей, потому что – ни разу! Ни разу я не показала Виктору мои детские фотографии – когда дело у нас дошло до «просто поговорить», я уже была беременна, знала об этом и уже боялась. Легче мне стало бы – бойся он рядом со мной, что его дети могут родиться с негроидной внешностью?

Не сделай я операцию, и сохранила бы себя ту – прежнюю и настоящую. Но я помнила, как ходила, завесив лицо волосами и опустив голову, как закусывала и втягивала губы внутрь, мазала нос темной тоналкой, проводя поверху более светлую полосу – неумело, глупо...

Психолог вытянула бы. Она показывала мне фото разных женщин, говорила о вкусной изюминке, яркой жемчужинке, которая всегда должна быть во внешности женщины. Только тогда она получает индивидуальность, что дано далеко не каждой. А в некоторых случаях эта изюминка ощущается настолько уникальной, что ее обладательница просто блистает…

Все дело было в плацебо. Мне нужно было заполучить уверенность в себе, и Нина Осиповна клятвенно обещала помочь в этом. Но это заняло бы какое-то время, неизвестно – сколько времени, а учитывая мой настрой…

Я тогда разрыдалась, я наговорила ей… Мне нужно было срочно, нужно было – сейчас! Сделать хоть что-то! Я не могла смотреть в зеркало, не могла кушать – облизывая губы, я чувствовала их. Говорить с кем-то… меня почти парализовало при незнакомых людях. Я буквально видела, как мои губы шевелятся. Шевелятся, как жирные гусеницы!

Нет, все правильно. Это заняло бы годы, и еще я не встретила бы тогда Усольцева. И мы не сошли бы с ума, не отрываясь друг от друга сутками, и не случилось бы тогда Ромки и Сережки. Господи, спасибо тебе, что я услышала тогда этот разговор. Их не было бы… Но что же я сделала со своей жизнью? Сама. Просто не поняв тогда и не выяснив. Оно же постоянно висело надо мной! И не только надо мной, наверное…

– Так вы довольны? – кажется, не первый раз спрашивала меня мастер.

– Да! Не то слово. Дайте мне свою визитку, теперь я буду стричься только у вас, – пообещала я ей.

– Визитку… – замялась она, – а может – телефон?

– Можно. Но визитки у такого мастера должны быть обязательно, э-э-э… ? – слабо улыбнулась я, вспомнив Токарева.

– Мария… Викторовна, – заулыбалась и она.

– Викторовна… Спасибо. Мне очень нравится. Обязательно поблагодарю Свету за рекомендацию.

– Да-да, Света у нас такой солнечный…

Я шла по улице и держала мамину шляпу в руке. Пару раз споткнулась, потому что то солнце слепило, то слезы застили…

Уже почти возле самого дома в большой сумке с простыней, тапками, купальной шапочкой и полотенцем (все было взято в надежде на начало курортного лечения уже сегодня), зазвонил телефон.

– Да, Паша?

– Привет, девица-некрасавица! Как…

– Иди ты к черту, Силин! – взорвалась вдруг я, – какого лысого ты постоянно достаешь меня? Что тебе за дело – красавица я или нет?

– Ух ты… и десяти лет не прошло, – присвистнул он на том конце связи, – ну надо же… И что нас, убогих, наконец подвигло переоценить себя?

– Ничего, – прорычала я, – ты о чем, сам убогий? Почему я никогда не доставала тебя твоей лысиной?

– Потому что я красивый и лысина мне идет, – хмыкнул он, – и твои доставания были бы мне по фигу. Ты это подсознательно чувствовала, а потому не имело смысла. А ты – ходячий…

– Совершенство я, Силин – постриглась и сделала маникюр на днях.

– ... комплекс неполноценности, Зоя. Конкретно подбешивала! Так, как на тебя Виктор смотрит... любая бы ходила...

– Паша, прекрати! – взорвалась я и... постаралась успокоиться: – Прекрати, пожалуйста... Ты знаешь Усольцева, и я знаю Усольцева. Ты правда считаешь, что он мог крутить у меня за спиной жалкую интрижку? Считаешь – способен на такое? Там все всерьез... Я уверена, что... это первый раз и только потому, что он принял решение. Вечером он пришел бы сказать мне, что уходит к ней. Поэтому не нужно о том, что он смотрит – раньше смотрел, – передохнула я и сменила тему: – А вот ты постоянно поддергивал меня. Так в чем дело? Что ты молчишь?

– По привычке поддергивал... – вздохнул он, – но ты все хавала, Зоя. Нужно было рявкнуть, как сейчас, а не соглашаться.

– Воспринимала, как дружеское подтрунивание.

– Ни хрена подобного – за чистую правду! Какого... тебя закоротило на этом – я не знаю, но рад, что сейчас все не так. Что-то изменилось? Я рад в любом случае – что бы там ни было, – замолчал он, а потом сказал устало: – Загнался я что-то, Зойка… но вещи твои выслал – потому и звоню. И деньги. И письмо Витькино. Я его прочел. Теперь уже не уверен, что нужно было высылать...

– Деньги из того конверта на столе? – уточнила я, возвращаясь в реальность. Потому что, по факту, не изменилось ничего. Все было так же и даже хуже – письмо… его нужно будет читать.

– Да, из конверта, гордая ты птица. Мне сегодня звонил Токарев… Нервная? Ты у нас, оказывается, нервная птица? Не знаю, Зоя, – помолчал он, – я не уверен в нервной природе – знаю тебя давно, но попробуйте – этот препарат назначают при склонности к стрессам. А второй… легкий мочегонный эффект это хорошо. В холодное время организм всегда накапливает лишнюю жидкость. Только грамотно соблюдай питьевой режим.

– Проинструктирована, – доложила я, проходя в дом. Кивнула маме, села рядом с ней, бросив сумку на пол.

– Я почитаю письмо, а ты прости Саньку, Паш.

– Прощу, если пойму. Ладно… буду звонить, если что. А сейчас откушать нужно – коли доктор сыт, так и больному легче...

– Ножом и вилкой роем мы могилу себе... – поддержала я обмен цитатами из "Формулы любви". По привычке. Тамошний доктор был любимым Пашкиным киношным персонажем.

– И не лезь, Зоя! Я же просил тебя – не лезь. Ты там вообще ни при чем. Это не твое дело. Все, конец связи!

– Сам ты нервная птица. Сильву пле, амон плизир... В мое дело так лезешь, – пробормотала я в замолчавшую уже трубку и невесело улыбнулась маме: – какие они два дурака… плохо совсем, похоже.

– Зато ты очень умная, – успокоила она меня.

Скорее сарказм, чем ирония. Скорее всего...

– Рассказывай – что там врач? Что еще?

– Врач хороший, кардиолог. А еще? – задумалась я, – еще я сегодня заново познакомилась с двумя неизвестными мне, как оказалось, мужчинами. И поняла, что виноват тогда был не только Артем. Основное я сделала для себя сама, мама…