Оазис радости - Элис Детли Страница 27

– А мне кажется, он добрый.

– Жестокость не может быть доброй, а Генри жестокий.

– Ах, детка! Быть жестоким – самое плевое дело: для этого надо просто не любить.

– Тут ты права. Он меня никогда не любил. И потом, я давно поняла: если его кто-нибудь раздражает, значит, этот человек обладает достоинствами. По-моему, он всегда завидовал моему таланту.

Лавиния неплохо относилась к зятю и старалась избегать обсуждения черт его характера. Поэтому она переключилась на другое.

– А что та женщина?

Маргарет пожала плечами.

– Умненькая, нахватанная...

– Талантов, стало быть, у нее никаких...

– По-моему, никаких. Правда, она, как и Генри, домовитая. Знаешь, я пришла к выводу, что эта его секретарша весьма напоминает покойную миссис Рассел.

– Вот видишь! Я всегда говорила, что каждый мужчина хранит в душе образ матери и старается найти спутницу жизни, похожую на нее.

– Может быть, может быть... А я человек, как говорится, не однодомный, я человек коммуникабельный. Дай Бог им счастья. Кажется, Генри нашел ту, которая ему под стать. Тихая заводь, и все такое.

– Маргарет, дорогая, я, как тебе известно, не поклонница страстных романов и скоропалительных браков...

– Тогда объясни, каким образом ты выскочила замуж за отца в девятнадцать лет? – оборвала ее Маргарет.

– Окрутил... Но давай об этом не будем. Твой отец – бабник, каких поискать, гуляка и кутила. Семья для него ничего не значила. А ведь Генри семьянин. Разве не так?

– Так! Но если, как ты любишь повторять, жизнь в браке это совместное творчество, то Генри только себя считает творцом, всех же остальных – ремесленниками, а я, как оказалось, этого не переношу.

– А я, что ни говори, за поздние браки. У них есть свои преимущества: не хватит сил и времени на развод, который укорачивает жизнь.

– А искусство на что? Это сильнодействующий исцелитель...

– Кстати, Тони просил замолвить за него словечко. Собираются ставить его новую пьесу, и он хочет, чтобы ты была оформителем.

– Ну вот, видишь!

– Маргарет, извини, что я вмешиваюсь, но как ты собираешься строить семейную жизнь с Эрвином? Он постоянно в разъездах, ты с головой в своих проектах. Это же немыслимо, я имею в виду перегрузки...

Маргарет усмехнулась.

– Он утверждает, что мы с ним по характеру – стрижи...

– То есть? – не поняла Лавиния.

– Стриж не взлетает, если ветер дует в хвост, только если в грудь.

– Сильно сказано, даже очень!

– И еще он любит повторять, что тайна всех человеческих несчастий в том, что у людей слишком много досуга для того, чтобы предаваться размышлениям, счастливы они или нет.

– Целиком и полностью согласна! И даже Черчилль, помнится, говаривал, что он слишком занят, чтобы иметь время для беспокойства. Знаешь, с другой стороны, даже неплохо, что твой Эрвин постоянно в разъездах. Ведь самые любимые женщины те, кого возлюбленные видят редко. Великий Байрон, между прочим, сказал: «Неужели вы думаете, что если бы Лаура была женой Петрарки, он стал бы писать всю жизнь сонеты?». Хорошо, правда?

– Хорошо, но я на пределе. Извини, пойду отдохну! Вечером поговорим.

– Подожди, сейчас подадут твое любимое какао. – Лавиния нажала кнопку звонка.

– Ей-богу, это смешно, но я обожаю какао, – усмехнулась Маргарет. – Наверное, потому что оно всякий раз возвращает меня в детство. А ведь сейчас его редко кто пьет.

– Все дело в том, как приготовить! – Лавиния никогда не отказывала себе в удовольствии блеснуть умением вести хозяйство. – Никак нельзя допустить, чтобы молоко закипало, а то будет пенка.

Когда Маргарет проснулась в своей спальне – небольшой, но премилой комнате – на кровати под цветастым розово-зеленым балдахином, солнце било прямо в глаза. За окном легкий ветерок чуть шевелил ветви деревьев, сквозь узорчатую листву просеивался золотистый свет.

– Что ж, пора закругляться! – произнесла она вслух. – У нас с тобой, мой милый Генри, климат был не тот.

Маргарет считала, что любовь – как погода на море. Только что был шторм, и вот уже штиль.

– У нас была страсть – явление кратковременное...

Она задумалась. Верно говорят, что чем дальше уходит дорога жизни, тем с большим удивлением двое, идущие рядом, вспоминают начало пути. Бывают, конечно, исключения, но общего закона они не опровергают.