Любовь контрабандиста - Барбара Картленд Страница 26

— Даже на короткое время? — не отступал он.

— Только не в Лондон, — сказала Леона. — По-видимому, я гораздо больше боюсь Лондона, чем ветра и шторма на море.

— Но почему же? В Лондоне, как и везде, наряду с дурными есть немало прекрасных людей. Там можно встретить и тех, чей кругозор далеко не всегда ограничивается светской жизнью, и даже тех, с кем можно обсуждать серьезные темы. Многие из них сами являются владельцами поместий в деревне.

— Я знаю, — ответила Леона. — Я не настолько несведуща, чтобы не понять, что сельские жители тоже приезжают в Лондон. Просто там мне будет не по себе.

— Да, пожалуй, вы правы, — вдруг произнес лорд Чард, к ее удивлению.

Его реакция была настолько неожиданной, что Леона тотчас вскинула на него глаза.

— Вы отличаетесь от всех других людей, — продолжал он, сопровождая свои слова выразительным взглядом. — Я часто спрашиваю себя, живое вы существо или нимфа, возникшая из речных туманов и белопенных волн, разбивающихся о скалы.

— Ах, если бы! — невольно воскликнула она. — Но, к сожалению, я всего лишь простая смертная, милорд, со всеми заботами, волнениями и тревогами человеческого существа.

— Разве они не останутся позади, если вы уедете отсюда? — спросил он.

Леона покачала головой:

— Нет, они все время будут преследовать меня, потому что стали частью моей жизни.

— А если я попробую доказать вам, что вы ошибаетесь? — спросил он.

Никогда еще в его голосе ей не слышалось столько страстного волнения, и снова глаза ее оказались прикованными к нему, и в душе ее пробуждалось странное волнующее чувство, которому она сама не могла дать определения. Она знала только, что ей хотелось услышать его признание, ее охватило необъяснимое радостное возбуждение и любопытство.

— Вы позволите? — осведомился он ласковым тоном.

— Если я опоздал, мисс Ракли, прошу меня извинить! — раздался от двери резкий, неприятный голос.

Леона, вздрогнув, обернулась и увидела входившего в комнату Николаса Уэстона.

— Нет, вы не опоздали, мистер Уэстон, — произнесла она с усилием, едва собравшись с мыслями и вспомнив, кто перед нею и что ему было здесь нужно.

У нее возникло ощущение, словно она была внезапно и грубо разбужена ото сна — сна, окутанного налетом волшебства, который сейчас, когда она очнулась, не имел ничего общего с реальной действительностью, и все же, как ни странно, ощущение это сохранялось.

— Мне кажется, милорд, я простудился, — сообщил почти с порога Николас Уэстон, обращаясь к лорду Чарду. — Нам никогда еще не случалось оставаться так долго под дождем.

— Вы слишком изнежили себя, Николас, вот в чем ваша беда, — заметил лорд Чард.

Хьюго появился несколькими минутами позже, рассыпаясь в извинениях. Как только они собрались, Брэмуэлл объявил, что обед подан, и все общество проследовало в столовую.

Леона беспокоилась, придется ли угощение по вкусу гостям, и на этот раз ее опасения не были напрасными.

Слуги могли сделать усилие в виде исключения, но им стоило слишком большого труда повторить свой вчерашний триумф. Леоне пришлось извиняться за то, что рыба оказалась плохо подогретой, а жаркое из цесарок слегка пригорело.

— Боюсь, милорд, — говорила она, — что наша прислуга стареет. Один раз они ухитрились подать на стол превосходный обед, но на большее их не хватило. Если бы Хьюго и я этим вечером были в замке одни, нам пришлось бы довольствоваться холодной бараниной, пока миссис Берне не соизволила бы подняться на ноги.

Она старалась обратить дело в шутку, полагая, что гораздо лучше быть искренней, чем делать вид, что пища была приготовлена так, как следовало.

— Я все прекрасно понимаю, — отозвался лорд Чард. — И я знаю, что мы с Николасом представляем собой досадную помеху, навязываясь вам подобным образом.

Вы должны простить меня, мисс Ракли, но, будучи всего лишь грубым солдатом, я успел забыть трудности домашней жизни в Англии.

— О, я совсем не это имела в виду! — воскликнула Леона, покраснев при мысли, что ее слова могли быть истолкованы как желание отделаться от него. — Я только хотела объяснить…

— Мне совершенно ясно, что именно вы намеревались этим сказать, — произнес лорд Чард. — Но я также сознаю, что мне не следует злоупотреблять вашим гостеприимством. Могу ли я внести со своей стороны предложение, которое, как я надеюсь, вы сочтете приемлемым?

— Д-да, разумеется, — запинаясь, выговорила Леона, вне себя от стыда за свою бестактность.

— В сущности, это приглашение, — объяснил лорд Чард, — вам и вашему брату отправиться завтра вместе со мною в Клантонбери. Моя сестра только что вернулась туда из Лондона и, я уверен, будет счастлива с вами познакомиться. Кроме того, я горю нетерпением показать вам дворец, который, на мой взгляд, является одним из лучших творений Роберта Адама [11].

— Клянусь небом, это очень заманчивое предложение! — откликнулся Хьюго с противоположного края стола, и по выразительному взгляду, брошенному им на сестру, интонации его голоса и внезапно вспыхнувшему огоньку в глазах Леона поняла, что эта идея пришлась ему по душе. Она была не настолько наивна, чтобы не догадаться почему. Лорд Чард намеревался покинуть замок, и чем быстрее они смогут от него отделаться, тем легче будет переправить на берег следующую партию товара.

— Мне всегда хотелось увидеть Клантонбери, — продолжал Хьюго. — Я слышал, он великолепен. Уэстон рассказывал мне, что он обошелся почти в четверть миллиона фунтов. Неужели это правда?

— Сколько я могу судить, конечная стоимость не намного уступает этой сумме! — ответил лорд Чард. — Собственно, он был построен при последнем герцоге, который путешествовал по всему миру в поисках сокровищ, которые впоследствии пошли на отделку парадных помещений. Он потратил на них целое состояние, но, к счастью, мой зять, нынешний герцог, унаследовал значительные богатства от своей матери, и моя сестра тоже была далеко не бесприданницей.

— Что ж, лично у меня есть только один ответ на ваше предложение, — заявил Хьюго, — и состоит он в том, что мне хотелось бы поехать туда как можно скорее.

— А что скажет мисс Ракли? — спросил лорд Чард, обращаясь напрямую к Леоне.

— Б-благодарю вас, вы очень любезны, — ответила Леона.

Она не могла сказать ничего другого, чувствуя на себе пристальный взгляд Хьюго, но, оказавшись одна в гостиной, с горечью подумала о том, в каком виде предстанет перед герцогиней и, вероятно, другими блестящими светскими дамами, которые, должно быть, посещают Клантонбери. До чего же стеснительно иметь всего лишь два платья, серое, поношенное и вылинявшее, и белое батистовое, которое давно уже было ей мало. Оба выглядели настолько старомодно, что она уже заранее предчувствовала, как трудно будет скрыть улыбки при ее появлении.