Чужие страсти - Эйлин Гудж Страница 26

— Я не спорю, — ответил Вон, в голосе которого звучала любовь. — И конечно, ты не единственная, кто виноват в случившемся. Каждый раз, когда я вспоминаю об этом отвратительном эпизоде, меня начинает мутить. Рози могла делать или не делать этого — поверь, у меня лично есть масса сомнений в отношении официальной версии происшедшего, — но Абигейл точно не должна была пострадать.

— Однако виновата не только наша мать. Отца это тоже касается, — напомнила Лайла. — Он ведь мог что-то предпринять.

— У него была своя причина: если бы он вмешался, то признал бы, что мать слишком плохо соображает, чтобы понять, какой бред она несет, — раздраженно сказал Вон.

Дело было не в том, что их мать превратилась в хроническую алкоголичку. Вон винил отца за то, что он был слишком слаб и не смог увидеть ситуацию в истинном свете, а тем более бороться с ней открыто. Он просто устранился. Более того, он бросил их мать, чтобы жениться на другой женщине, своей секретарше, которая была почти на двадцать лет моложе его и которую, как потом оказалось, интересовали только деньги. Но это была не единственная причина, вызывающая у Вона горечь от воспоминаний. В отсутствие отца вся ответственность по уходу за матерью, которая становилась все более и более зависимой, легла на плечи Вона и Лайлы. Больше никого не было: ни одна из домоправительниц, которых они нанимали после Рози, не задерживалась у них дольше, чем на несколько месяцев. Как только они понимали, что происходит в доме, тут же увольнялись. Да и кто в здравом уме не поступил бы точно так же? Когда Вону исполнилось восемнадцать, ему пришлось отказаться от вступления в Корпус мира, потому что он не мог бросить заботы по хозяйству и дому на Лайлу, которая параллельно продолжала учиться в университете Вандербильта.

Оглядываясь назад, она понимала, что увольнение Розали стало катализатором затяжного и медленного развала их семьи. И все же настоящие его причины оставались тайной и по сей день. Даже если Розали действительно украла злополучное ожерелье, что казалось маловероятным и совершенно не соответствовало характеру этой женщины, возникал вопрос: для чего ей все это было нужно? В деньгах она не нуждалась, поскольку родители Лайлы были людьми щедрыми: они даже предлагали оплачивать учебу Абигейл в колледже. Но если Розали была ни в чем не виновата, как могло ожерелье оказаться среди ее вещей? Может, к этому приложила руку их мать, о чем еще тогда смутно намекала Абигейл? И если это так, то почему? Разве у ее матери могли быть какие-либо разумные причины, чтобы пытаться избавиться от человека, от которого она так сильно зависела? Все это не имело ни малейшего смысла.

— Жаль, что я не могу вернуть все назад, — вздохнув, с сожалением сказала Лайла. — Сейчас я многое поняла и поступила бы совсем иначе. — И дело было не только в том чувстве вины, которое угнетало ее столько лет. Последние злоключения дали ей возможность по-новому взглянуть на то, что, вероятно, чувствовали Абигейл и ее мать, когда их выгоняли из единственного дома, который у них был.

— Послушай, — произнес Вон, — если тебе нужны только деньги, я могу позвонить в свой банк и они переведут на твой счет какую-то сумму. Серьезно, сестренка, я действительно хочу дать тебе это. Сейчас не время упрямиться.

Они уже проделывали такое и раньше, но, несмотря на заманчивость предложения Вона, Лайла твердо стояла на своем. Возможно, гордость свою она уже принесла в жертву обстоятельствам, но какое-то достоинство у нее еще оставалось. Это было бы просто непорядочно по отношению к брату. Эти деньги могут ему и самому пригодиться на черный день.

— Спасибо, но нет. Ты уже и так слишком много для меня сделал.

— Мои деньги просто пролеживают там, — настаивал он. — Правда, для меня все это пустяки.

— А для меня — нет, — отрезала Лайла. — Только не думай, что я не ценю этого. Поверь, я очень благодарна тебе, причем гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Но я уже большая девочка. Я не могу выжимать соки из своего брата до конца жизни. Когда-то нужно и самой начинать заботиться о себе. — Смелые слова, которые, впрочем, нисколько не уменьшили ее опасений.

— Мне бы очень хотелось предложить тебе, по крайней мере, место, где можно было бы пожить. Но в данный момент я все время переезжаю и нахожусь в каком-то подвешенном состоянии.

Это «подвешенное состояние» было для Вона вполне нормальным. Иногда ей казалось, что он счастлив не только снимать свои фильмы где-то в забытом Богом месте, но и просто по-походному жить в палатке. В своей прошлой жизни ее брат, видимо, был раком-отшельником.

— Не беспокойся, я что-нибудь придумаю, — пообещала она.

Но и через неделю Лайла была так же далека от какого-либо решения. Она оставила в офисе Абигейл несколько сообщений, но ответа не получила. При обычных обстоятельствах Лайла на этом бы остановилась — действительно, кто мог винить Абигейл в том, что она не отвечает на ее звонки? — но время поджимало, Бирди и Уит Колдуэллы должны были вернуться из Европы, и у нее оставалось чуть больше двух недель. К этому времени ей придется выехать из их квартиры.

В отчаянии она еще раз позвонила Абигейл. На этот раз ее попросили подождать на линии. Казалось, что ее молитвы наконец-то возымели действие, потому что через некоторое время она услышала в трубке голос Абигейл — очень мелодичный, с легким южным акцентом, тщательно отполированный многолетним общением с прессой; Лайла лишь с большим трудом смогла узнать свою подругу детства.

— Боже мой, Лайла, какой сюрприз! — На самом деле это была ее четвертая попытка дозвониться Абигейл. — Господи, сколько лет!

Лайла готовила себя к холодному приему и сейчас почувствовала, как внутреннее напряжение понемногу отпускает ее. По беззаботному тону Абигейл можно было бы решить, что ей после долгого отъезда звонит добрая старая подруга.

— Я давно собиралась тебе позвонить, — извиняющимся тоном начала Лайла. — Но знаешь, то одно, то другое. А годы летят так быстро.

В трубке послышался тихий смех.

— Как мне это знакомо! Я и сама все время бегу куда-то, кручусь…

— Нет, правда. Я видела тебя по телевидению. Кстати, поздравляю тебя. Я всегда знала, что ты добьешься успеха. — Даже в детские годы в Абигейл уже был этот стержень. Лайла помнила альбом для газетных вырезок, с которым тогда носилась Абигейл. Он был забит фотографиями из журналов с картинками фантастической жизни, о которой она мечтала. Прекрасная одежда… дорогие дома… шикарные автомобили… изысканные официальные приемы…

— А как ты?

Лайла на мгновение запнулась, а потом с досадой ответила:

— Думаю, ты уже слышала. — Да и кто, собственно, не слышал? Ее жизнь была сейчас открытой книгой.

— Да. Мне очень жаль твоего мужа, — пробормотала дежурные соболезнования Абигейл. — Такой молодой — и такая трагедия. Тебе, должно быть, очень тяжело.

— Спасибо. Да, это действительно тяжело. — Лайла не стала развивать эту мысль. Раны ее все еще были свежими. И ей нельзя было забывать о главной цели, в которую не входило изливать Абигейл свою душу; по крайней мере, не по телефону.