Чарующий странник - Мери Уайтфилд Страница 26

— А о твоей матери?

— Это тоже правда. Но у меня есть сводная сестра. О ней я просто ничего не говорил. Ее зовут Хизер, и она белая, так что мы с ней совсем не похожи друг на друга. Она единственный человек, который меня любил. Кроме моей жены. — Он помолчал. — И тебя.

Эмили подняла на него взгляд.

— У тебя действительно была жена?

— Да.

— И у нее на самом деле был рак?

— Да.

«И ее могила тоже настоящая», — подумал он. Место упокоения, которое ему навсегда запрещено посещать.

— Мою жену звали Беверли Хэллоуэй. А ее отец — главарь Семьи Западного Побережья. То есть был им, пока не сел в тюрьму. Власть перешла к его сыновьям. Но они тоже хотят моей смерти.

Эмили побледнела.

— Семья твоей жены руководит бандой, которая пытается тебя убить?

— Вообще-то они никогда не хотели, чтобы Беверли становилась моей женой.

— Но ты ведь входил в их организацию.

— Я провалил пару заданий, и они перестали мне доверять.

«Боже, — подумал Далтон, — а что скажет Эмили, когда узнает, что я был не просто грабителем? Что я был соучастником убийства?»

— Дочь босса не могла выйти замуж за такого неудачника. Меня предупредили, чтобы я держался от нее подальше.

Джеймс закашлялся на последнем глотке. Поморщившись, он поставил чашку на столик.

— Мы с Беверли собирались бежать, но ее семья что-то пронюхала. Мною решили заняться серьезно и послали ко мне пару парней, чтобы прочистить мне мозги или вышибить — смотря по обстоятельствам.

Эмили взяла своего плюшевого медвежонка и крепко обняла его, и от этого беспомощного детского жеста у него сжалось сердце.

— А дальше? Что было дальше? — спросила она.

— Головорезы Хэллоуэя избили меня до полусмерти. Какое-то время я пролежал без сознания, а потом Беверли нашла меня и вывезла из города вместе с сестрой. Они залечили мои раны, и мы втроем пустились в бега.

Эмили еще крепче прижала к себе медвежонка.

— И долго вы скрывались?

— Полтора года. Нам везло, если можно так сказать. Мафия послала за нами киллера. У него было задание убить меня и вернуть Беверли в семью. Но мы все время опережали его. Мы хорошо маскировались.

— А как же твоя сестра?

— Хизер не могла вернуться домой. Боялась, что мафия через нее доберется до меня. Мы переезжали из штата в штат. Болезнь Беверли началась, когда мы были в бегах. Она так быстро развивалась… Когда мы узнали, что у нее рак, все изменилось. Мы поняли, что все кончено.

— Господи, как много ты перенес, — сказала Эмили, а ведь она знала еще не все, далеко не все.

— У меня есть ребенок, Эмили. У нас с Беверли есть сын…

Джеймс не дышал. Здесь и сейчас решалось больше, чем быть или не быть ему с Эмили.

Наконец она заговорила.

— Как его зовут?

— Джастин. Когда выяснилось, что Беверли больна раком, мы передали Джастина моей сестре. Мы попросили Хизер зарегистрировать Джастина как своего сына и воспитать его, стать ему матерью. Это был единственный способ не дать семье Беверли узнать, кто его настоящие родители. Мы не хотели, чтобы семейство Хэллоуэй наложило на него свои грязные лапы.

— Не понимаю. Ты же сказал, что твоя сестра — белая. Как она могла выдать твоего ребенка за своего?

— Хизер любила одного индейского парня. Она была беременна от него уже несколько месяцев, когда попала в эту заваруху со мной. — Воспоминания охватили его, увлекая в прошлое. — Я скрывался вместе с двумя беременными женщинами. Но мафия ничего об этом не знала. Наверное, только это и выручало нас, если разобраться… Джастин появился на свет первым. А через неделю родила Хизер. Тоже сына. Но ее ребенок родился мертвым. Пуповина обмоталась вокруг шеи и задушила его. Я видел… Он был такой крошечный, худенький. И весь синий. Он не дышал. Я не смог заставить его дышать.

Джеймс с удивлением посмотрел на свои большие руки. Он и сейчас не понимал, почему ребенок, которого он пытался оживить, все равно умер.

— Ох, Джеймс!

— Мы все еще скрывались от мафии и жили в какой-то лачуге в Оклахоме. Там они и родились. Оба. Мы не поехали в больницу. Слишком боялись, что нас схватят. А ведь надо было ехать. Наверное, смертей было бы на одну меньше…

— Джеймс, все прошло. Этого уже не вернешь.

— Знаю.

— Он оплакал тогда ребенка своей сестры. Он вытирал слезы и молился, а потом похоронил малыша в самодельном гробике, по индейскому обычаю осыпав безымянную могилу веточками шалфея.

— Как это все закончилось? — спросила она.

— Я знал, что мафия никогда не перестанет охотиться за мной, поэтому продолжал скрываться. Ну а Беверли… Она была уже слишком больна, чтобы оставаться в дороге. Хизер отвезла ее к отцу. Я сам уговорил Беверли сделать это. У Хэллоуэя было достаточно денег, чтобы рискнуть сделать дочери операцию или хотя бы обеспечить ей медицинский уход, в котором она так нуждалась. Я не мог даже нанять ей сиделку. Наверное, она умирала мучительно… — Джеймс посмотрел в окно, на летнее солнце, заглядывавшее в комнату. — К тому времени Джастину исполнилось десять месяцев, и Хизер согласилась стать его матерью. Она отвезла Беверли домой, вернулась к своему парню в Техас и попросила его стать отцом моего сына. Она все рассказала ему.

— И он согласился?

— Да. Ее парень был моим другом.

— Это тот мальчик-чероки, про которого ты говорил, когда рассказывал о своем детстве?

Джеймс кивнул.

— Мы с ним были как братья. Он будет хорошим отцом моему сыну.

— И Джастин никогда не узнает, что ты — его отец?

— Да. Но я сам так решил. Это был единственный способ дать ему нормальную жизнь, защитить его от Хэллоуэев.

— Как ты оказался в Программе защиты свидетелей, Джеймс? Как спасся от мафии?

— ФБР довольно быстро вышло на мою сестру, и Хизер связалась со мной. Федералы сказали, что могут включить меня в Программу защиты свидетелей. Конечно, при одном маленьком условии: я должен дать показания против отца Беверли и кое-кого из главарей банды. К тому времени Беверли уже не было в живых. Я знал, что мое признание не причинит ей вреда. И я… исчез.

— Ты правильно поступил. Видно, эти Хэллоуэи — ужасные люди.

— Я тоже был ужасным человеком.

Она покачала головой.

— Не таким, как они.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что они подсылали к людям наемных убийц. Ты был грабителем, но ты — не убийца. Ты бы никогда не сделал этого. Ты бы никогда не лишил человека жизни.