Жена или жертва?.. - Филлис Уитни Страница 26

Стремясь избавиться от этих мыслей, я решительно уставилась в книгу. Я хотела вспомнить отца, а не Трента.

Джона Блейка нельзя было назвать красивым, но у него было доброе умное лицо. Я очень хорошо помнила его мудрость и мягкий юмор, но знала, что он мог быть беспощадным в своей критике студенческих работ. И тем не менее его замечания отличались точностью хирургического скальпеля, так что он едва ли мог причинить кому-либо боль. После бесед с моим отцом у его учеников создавалось ощущение, что в следующий раз их работа будет гораздо лучше. Преподавательская работа была основной в жизни Джона Блейка, а часы, проведенные вне студенческой аудитории, хотя и были посвящены богатому разнообразному миру литературы, всегда оставались для него на втором месте.

Конечно, мой отец был романтиком, и мама брала на себя все проблемы, связанные с реальной обыденной жизнью. Описывая их взаимоотношения, Трент приводил в своей книге множество забавных эпизодов, например такой: когда нужно было заняться ремонтом прохудившейся водопроводной трубы, отец спасался бегством и прятался в библиотеке с любимой книгой, а мама вела переговоры с рабочими. Однажды Трент сказал мне, что в этом я похожа на него — тоже предпочитаю жить в воображаемом мире, далеком от реальности.

Не знаю, как это случилось, но мои мысли изменили направление, и в них снова вернулся Трент. Я никогда не забуду тот дождливый день, когда мы вернулись домой после похорон. Я убежала в сад и упала на траву, заливаясь слезами. Трент нашел меня там, взял на руки и отнес в дом. Там он наполнил ванну горячей водой, смыл с меня грязь и завернул в огромное пушистое полотенце, как будто мне было десять лет, а не шестнадцать. Я рыдала на его плече, а он рассказывал о моем отце. Это не было жестокостью — наоборот, он считал, что нужно не отвлекать меня от горестной утраты, а заставить в полной мере пережить ее, чтобы моя кровоточащая рана очистилась, а не нагноилась.

Я так сильно любила их обоих — отца и Трента — в тот темный дождливый вечер, что образы этих двух мужчин слились для меня в один. Это был защитник, сильное плечо, на которое можно опереться в трудную минуту. Огромная, мучительная любовь полностью завладела мной, но я сама не понимала ее сущность. И все было нормально, пока Трент воспринимал меня как ребенка. Но я взрослела, и мои чувства к нему переставали быть детскими. Поняв это, Трент испытал нечто вроде шока и дал мне жестокую отповедь. Он говорил, что нельзя растрачивать такие чудесные чувства на женатого мужчину, что я должна подарить первую любовь своему сверстнику…

Но как можно заставить себя полюбить по приказу? Я оказалась отвергнутой, но продолжала безответно любить Трента Макинтайра еще долгие-долгие годы. Возможно, это чувство никогда не покинет меня.

Эта мысль резко пробудила меня от грез, заставив закрыть книгу и поставить ее на полку. Нет, ни на одно мгновение я не должна позволять грезам шестнадцатилетней девочки вторгаться в реальную жизнь взрослой замужней женщины.

Гленн так и не вернулся домой, и я не знала, что мне делать. Поразмыслив, я поднялась в свою комнату, переоделась в теплые слаксы и свитер, накинула на плечи темный жакет с медными пуговицами, взяла в руки фонарик и тихо спустилась вниз.

Впрочем, видимо, я сделала это недостаточно тихо. Прежде чем я достигла подножия лестницы, Гленда вышла из гостиной мне навстречу и закрыла за собой дверь. Она мягко прохаживалась по холлу, ожидая меня, и мне в голову тут же пришли слова, которыми охарактеризовал ее Колтон. «Мой прекрасный леопард», сказал он.

Гленда держала в руках какой-то блестящий предмет, и, когда я подошла ближе, протянула его мне.

— Это для тебя, — сказала она, и я услышала в ее голосе насмешливые нотки.

Я нисколько не доверяла этой женщине, но при этом не испытывала по отношению к ней страха. Она была всего лишь избалованным ребенком, который вырос в слишком тесной привязанности к брату и привык считать его своей собственностью. Вполне понятно, что она ревновала его ко мне. Вероятно, ее неприязнь будет проявляться при каждом удобном случае, но я должна относиться к этому спокойно и терпеливо. Мои мечты о том, что мы с Глендой можем стать друзьями, лопнули, как мыльный пузырь, но если мне придется бороться с ней, чтобы защитить Гленна, я к, этому готова.

Предмет, который она протянула мне, оказался шариком из зеленого прозрачного стекла около шести дюймов в диаметре. Он засиял радужными красками, когда я, рассматривая, поднесла его к свету.

— Что это? — спросила я.

Гленда мило улыбнулась.

— Ведьмин шар. Его используют для заклинаний и колдовских чар, подвешивая в окнах, чтобы отгонять злых духов. Я много лет коллекционирую такие шарики. Как-нибудь, если ты захочешь, я загляну в него и прочту твое будущее. Тебе это понадобится. Ты надеешься, что Гленн на этот раз все-таки совершит чудо, но пока что ты только разочаровала его. Он, видимо, рассчитывал, что ты будешь вдохновлять его. Но я смогу сделать это лучше.

Стеклянный шарик еще хранил тепло ее рук. Когда я повернула его в пальцах, раздался неприятный писк, и впечатление, что он живой, от этого только усилилось. Мне не понравилось это ощущение, и я положила шарик на стол в холле.

— Не думаю, что Гленн будет нуждаться в колдовских чарах и заклинаниях, — сказала я небрежно.

— Ты меня неправильно поняла! — с усмешкой возразила Гленда. — Это тебе они понадобятся, если, конечно, ты задержишься в этом доме. Ты должна сопротивляться колдовству Номи, разве нет? Я уверена, что она уже напустила на тебя свои чары.

Не испытывая никакого желания продолжать этот странный разговор, я пожелала Гленде доброй ночи и вышла в парадную дверь.

Она не спросила, куда я направляюсь, и не последовала за мной. Дверь с шумом захлопнулась, и я включила фонарик, чтобы осветить ступени лестницы.

Когда я добралась до подъездного пути, что-то мягко прошмыгнуло у моих ног. Я посмотрела вниз и увидела Джезебел, которая, видимо, решила составить мне компанию.

Ночь была очень холодной. Сильный ветер дул с вершины холма, а небо затянуло облаками. Когда в просвете между ними появилась луна, казалось, стало еще темнее, потому что звезд не было видно. Но через несколько мгновений глаза мои привыкли к темноте и я посмотрела вниз на дорогу. Джезебел снова потерлась о мои ноги, и я, радуясь присутствию живого существа, наклонилась, чтобы погладить ее шелковистую шерстку.

Возможно, это была сумасбродная затея, но я начала спускаться по дороге. Время от времени что-то начинало шуршать в опавших листьях, и Джезебел настороженно замирала. Где-то неподалеку залаяла лиса, и этот звук показался жутким в полной темноте. Дом скрылся за поворотом, и теперь не было видно даже света из его окон.

Я придерживалась избранного пути, пока не увидела два невысоких голубых столба, обозначавших въезд на территорию «Высоких башен». Когда-то между ними явно были двойные ворота, но с тех пор прошло много времени, и теперь остались только эти каменные глыбы. Я взобралась на верхушку одной из них, уселась на ее плоской поверхности и спрятала руки поглубже в карманы жакета, приготовившись сидеть здесь до тех пор, пока Гленн не вернется домой.