Эхо любви - Одри Керлинг Страница 26

Ричмонд Мейкпис Теккерей женился на Анне Бейчер в октябре, как раз перед началом зимнего сезона.

Обе семьи были в восторге от этого брака: Августа и Эмилия, потому что полюбили Анну и приняли ее как сестру без каких-либо оговорок; Батлеры — потому что считали, что с Ричмондом она узнает настоящее счастье. Все матери в Калькутте завидовали миссис Батлер, а она постаралась не выдать своего торжества, когда сообщала об этом браке своим друзьям в Англии.

Анна была тронута радостью своей семьи — во время венчания Генриетта плакала от счастья — и приветливостью семейства Теккереев.

— Ричмонд такой заботливый, — спустя пару недель своей замужней жизни сказала она матери. — Ты только взгляни на кольцо, подаренное мне вчера. Правда, оно очаровательное?

Огромный рубин, специально заказанный для нее Ричмондом, обрамленный бриллиантами, сверкал на солнце. Это было одно кольцо из многих, и миссис Батлер брала каждое из шкатулки для драгоценностей и восторгалась изумрудами и сапфирами, поднося к своему платью.

— Ричмонд тебя обожает, дорогая, — сказала она. — Обожающие мужья — огромная редкость, так что постарайся подольше сохранять его обожание.

Анна засмеялась.

Ричмонд не уставал восторгаться свой прелестной женой. Он снял украшенный красивым портиком и просторной верандой дом в Чоуринге. В ярком солнечном свете белоснежный дом сиял, как перламутр.

Огромный холл был обрамлен колоннадой и выложен мраморными плитами, с высокого потолка свисали лампы в виде восточных ваз. Комнаты для гостей были роскошно меблированы. Ричмонд провел много времени, стараясь как можно в более выгодном освещении разместить свою коллекцию картин. У него были великолепные картины индийских и европейских мастеров, которые он тщательно подбирал в течение нескольких лет.

Зеркала в золоченых рамах отражали дорогие портьеры и сверкающие канделябры в официальных покоях, но обстановка будуара Анны была более легкой, выдержанная в белых и золотистых тонах.

Кабинет Ричмонда, обставленный мебелью из красного дерева, письменный стол из черного дерева с серебряной инкрустацией говорили о его отменном вкусе. Библиотека насчитывала сотни книг, а он продолжал приобретать все новые и новые. В кабинете на почетном месте висел портрет его отца, и Ричмонд частенько подолгу простаивал перед ним.

— Хотелось бы мне иметь парный к этому портрет моей мамы, — как-то заметил он. — Скоро закажу и твой портрет, Анна. У тебя есть на примете любимый художник?

— Мне нравится Джордж Чиннери, — сказала она. — Он плыл с нами в Индию, делал кое-какие наброски и все отчаивался, что не в состоянии уловить и передать на холсте все оттенки цветов и света.

— Придется нам подождать Чиннери, — засмеялся Ричмонд. — У него столько заказов, что и не знаю, когда он освободится.

— Я хотела бы выглядеть как можно лучше, так что очень кстати будет подождать, — загадочно произнесла Анна.

— В самом деле? — живо спросил Ричмонд. — Ты действительно?..

— Думаю, да. Только, ради бога, не надо так сходить с ума. Еще слишком рано. А что касается картин, почему бы ни поместить здесь какие-либо жанровые этюды? Например, работы Зоффани?

Но Ричмонд был уже не в состоянии говорить о картинах, взволнованный и обрадованный намеком Анны. Он счел необходимым обрадовать Августу и Эмилию, а также и миссис Батлер. Анна не возражала.

Анна пошла навестить Генриетту, только что родившую своего первенца. И они вдвоем любовались крохой, ища сходство с родителями.

— Ты не можешь себе представить, какое я испытала блаженство, когда он появился на свет! — говорила Генриетта. — До родов я чувствовала себя такой неуклюжей и неповоротливой. Но такова уж наша доля, дорогая, Если сейчас ты сообщишь в письме нашей дорогой тетушке об ожидаемом событии, она получит письмо как раз тогда, когда у тебя родится ребенок!

Письма миссис Бейчер — известие о замужестве Анны ее еще не достигло — были по-прежнему переполнены рассказами об Эстер Гордон и ее завоевании высшего общества. Анна улыбалась, читая их, потому что ее вовсе не привлекали обеды с Принни, то бишь с принцем Уэльским.

Письма от Эстер интересовали и радовали ее гораздо больше, и в одном из них она упомянула, что, будучи воспитанником Итона, Фрэнк Гордон оказывал услуги некоему Ричмонду Теккерею, и оба интересовались, не его ли Анна встретила в Калькутте. «Фрэнк говорит, Теккерей всегда был добр к нему, а он боготворил его, как героя, и хотел последовать за ним в Бенгалию. Сообщи нам о нем как можно больше, если встретишься с ним», — писала Эстер.

— Что-то скажет она, когда узнает, что я вышла замуж за этого замечательного Ричмонда Теккерея? — сказала Анна, показывая письмо мужу.

— Как там говорится в той оде, посвященной перспективам Итонской школы? — сказал он. — Она есть в моей библиотеке. Кажется, там идет речь о незначительных жертвах?

— Не помню, забыла, — сказала Анна. — Послушай, у меня есть еще одно письмо, от моей дорогой тетушки из Фэрхема. Она придет в полный восторг, когда узнает о нашем будущем ребенке. Тетушка обожает детей, и мне становится так грустно, как только я подумаю о том, как одиноко ей станет, когда через год или два Мария тоже уедет в Индию.

Ричмонд искал книгу и не слышал ее.

— Ричмонд, — сказала она, — я хочу спросить. Когда придет время отослать нашего малыша в Англию, как ты думаешь, он сможет поехать к моей тетушке?

— Неужели ты уже думаешь о разлуке с нашим ребенком? — спросил Ричмонд, закрывая книгу и обнимая жену. — Первые несколько лет он проведет с нами.

— Ребенок! — воскликнула Анна. — Как ты можешь так говорить о нашем сыне?!

— Кажется, ты настроилась родить сына?

— Да, именно сына!

— Ну, кто знает. Но, так или иначе, когда ему исполнится пять лет, возможно, мы и отошлем его в Англию, если, конечно, не хватит денег, чтобы поехать вместе с ним.