Последнее лето в Аркадии - Дайрдре Парселл Страница 26

Мы проехали очередной круговой перекресток.

Еще утром мне бы и в голову не пришло, что подавленное состояние Мэд может быть связано с гипотетической изменой мужа, но теперь, когда Рита разобрала все по косточкам, идея казалась вполне логичной. Актеры — люди творческие. Им постоянно требуется восхищение посторонних. Отсюда недалеко до романа на стороне.

Мэдди сама частенько рассказывала нам, какие свободные нравы царят в актерской среде. Иногда она заезжала к мужу, когда он был на съемках, хотя Фергус этого не одобрял. Мэд говорила, что участники любой съемки ведут себя друг с другом довольно фривольно, женщины позволяют мужчинам шлепки по заднице, расхаживают в белье, некоторые ведут себя даже вульгарно. Возможно, для актеров это способ выделиться, подняться выше условностей и даже закрутить роман с кем-то выше рангом (чем не вложение в собственную популярность?). Мне всегда казалось, что Мэд повествует о нравах богемы с легким сердцем, но могу ли я знать наверняка? Возможно, она ездила на съемки с целью пошпионить за мужем?

Если у Фергуса роман, то его любовницей с большой долей вероятности может оказаться какая-нибудь актриса.

Вечером Рита, Рики и Джерри устроились за столом в гостиной, планируя поиграть в покер.

— Ты с нами, Тереза? — спросил Рики, выдохнув в мою сторону клубы дыма.

Я колебалась. Покер мне не слишком нравился. Наверху Джек, Китти, Кэрол и Эллис одевались для выхода в город. Они заранее разогревались какой-то тяжело бухающей музыкой. Двенадцатилетняя Патриция и Том были снаружи у бассейна. Мой сын плавал, а Пэт лениво перебрасывалась с ним короткими фразами. В окно было видно, как красиво подсвечено дно бассейна.

— Ну, Тесс, ты решила? — спросил Джерри нетерпеливо. — Решайся, старушка!

Я ненавидела, когда он так меня называл, и муж знал об этом. Он на два года моложе меня, и это до сих пор внушает мне ужас.

— Нет, я не буду играть, — довольно резко ответила я. — Лучше прогуляюсь.

— Не забудь намазаться репеллентом! — посоветовала Рита, распечатывая свежую колоду карт.

Снаружи было так тихо, что до меня, казалось, даже долетал шорох моря. Ш-ш, ш-ш… Наступающая ночь благоухала смесью разогретого на солнце газона, хвои и легкого аромата флоксов с соседнего участка. Луна на небе была словно надкушена с одной стороны. Над морем стразами рассыпались звезды.

Вниз по холму светился Коллиур, ожерелье огоньков дрожало и подмигивало. Когда я была маленькой, мать объяснила мне причины этого явления — вибрация пыли в воздухе, какие-то атмосферные тонкости, не помню точно. В общем, нечто не слишком романтичное. Мама относилась к тому типу людей, которые имеют довольно избирательную память. Они не способны запомнить фамилию соседа, с которым десять лет здороваются каждое утро, зато дословно цитируют прочитанное давным-давно в журнале «Ридерз дайджест» или услышанное по радио.

По спине прошла волна мурашек. Я накинула на плечи тонкий кардиган. Что за дурное предчувствие владеет мной весь день? Неужели меня так расстроил странный отъезд Мэд? Или прохладная отстраненность мужа? Перспектива провести последнюю неделю отпуска с одной лишь Ритой?

Я закрыла глаза, вслушиваясь в окружающий мир. Отсутствие шума было чуть ли не полным, и это почти оглушало. Тишина стояла плотная, густая. Даже голова закружилась, словно меня погрузили в невесомость.

Открыв глаза, я бросила взгляд в сторону бассейна. Том плавал на спине, едва двигая ногами. Затем оглядела наше съемное жилье. Дом был добротным и даже красивым в свете луны и звезд. Свежие деревянные рамы источали тонкий запах сосны.

Мне было комфортно здесь, но совсем не так уютно, как в «Аркадии». Я до такой степени скучала по родному дому, что даже собственные теплые чувства к французскому коттеджу воспринимала как предательство. Тоска была какой-то животной, почти физической. Словно «Аркадия» звала меня обратно, в Ирландию.

Стыдно признаться (вас удивит, если не заставит брезгливо поморщиться, мое признание), но именно тем вечером я осознала: я люблю своих детей, мужа, отца и друзей, но привязанность к ним никогда не будет такой безусловной и всепоглощающей, как любовь к «Аркадии».

Словно родной дом был самым близким мне существом.